Музыка души

Курлаева Анна Владимировна

***

Четыре дня в Москве прошли в ужасной суматохе. Пришлось посетить два заседания Музыкального общества; поспорить с Юргенсоном по поводу пьесы – упрямый Петр Иванович смог-таки уговорить его написать Гимн в честь святых Кирилла и Мефодия; присутствовать на концерте. Фантазию исполнили превосходно. Публика встретила ее бурными рукоплесканиями и неоднократными вызовами автора.

В подобной суете пролетела вся весна: Петр Ильич либо сам ездил в Москву, либо принимал у себя гостей. За это время у него успели побывать все, кто жил в Первопрестольной, включая Анатолия с семьей. Много

времени занимали заботы о консерватории: ей необходим был новый директор – Альбрехт с этой должностью очевидно не справлялся. Петр Ильич даже обращался с просьбой к Римскому-Корсакову, считая его подходящей кандидатурой, но тот отказался. Оставался лишь один вариант – Танеев. Единственный минус заключался в молодости Сергея Ивановича.

Не меньше забот доставляли хлопоты о постановке «Черевичек».

Дважды Петр Ильич отмечал свое сорокапятилетие: в Майданове с консерваторскими друзьями и в Москве с братом Анатолием, истратив огромное количество денег и страшно устав от кутежей.

В мае чуть ли не ежедневно приходилось присутствовать на консерваторских экзаменах – скучных и утомительных. Зато порадовал повысившийся уровень талантов. К ним бы еще хорошего директора, который смог бы прекратить дрязги среди профессоров и навести порядок…

После последнего экзамена Петр Ильич отвел в сторону Танеева для конфиденциального разговора.

– Сергей Иванович, как вы смотрите на то, чтобы занять пост директора консерватории?

Тот безгранично изумился:

– Я?

Петр Ильич решительно кивнул:

– В вас – человеке безупречной нравственной чистоты и превосходном музыканте – я вижу якорь спасения для консерватории.

– Но для этой должности требуется ловкий и опытный администратор, коим я не являюсь. И не чувствую себя способным для нее, - возразил Танеев.

– А по мне, так вы очень даже способны, – продолжал Петр Ильич горячо убеждать бывшего ученика. – Да, вы молоды и, возможно, вам недостает опыта, но это с лихвой компенсируется вашей честностью и авторитетом в музыкальном мире.

Сергей Иванович не выглядел убежденным и долго еще сопротивлялся, но в конце концов сдался под напором Петр Ильича. Теперь предстояло всех директоров Музыкального общества настроить в пользу Танеева, подготовить Альбрехта к предстоящей отставке. Были и другие обиженные самолюбия и затронутые амбиции. Всех их приходилось сглаживать, умиротворять, действовать убеждениями, просьбами, даже хитростями. Вложив в это дело огромное количество энергии и сил, Петр Ильич сумел добиться своего: дирекция Русского музыкального общества избрала Танеева директором консерватории.

Абсолютно опустошенный, но с чувством выполненного долга Петр Ильич покинул Первопрестольную.

В июне появилась, наконец, возможность отдохнуть от поездок и гостей и заняться сочинением «Манфреда». Увы, в это время появилась иная напасть: дачники. И красивый парк, и хорошенькие виды, и чудесное купанье – все было отравлено ими. С наступлением теплой погоды Майданово становилось все оживленнее. Даже в парк невозможно стало выйти, ни на кого не наткнувшись. Это ужасно раздражало, заставляя чувствовать себя несвободным. Чтобы не встречаться с дачниками и хозяйкой, Петр Ильич гулял исключительно за пределами усадьбы, благо окрестности здесь были необычайно живописные. Но и тут его поджидала неприятность: привлеченные

щедрыми чаевыми деревенские мальчишки буквально не давали проходу, стоило выйти из дома. А ведь он крайне нуждался в уединении во время прогулок: общество убивало всякое вдохновение. Петр Ильич стал ходить другими путями, избегая детей, но они выслеживали его и появлялись в таких уголках леса, где он совершенно не ожидал никого встретить.

В отчаянии он все чаще начал думать о другом пристанище. Во время прогулок он даже присмотрел домик, стоявший в стороне от города. Он, правда, требовал некоторой перестройки и полной отделки, но Петр Ильич решил, что ему доставит удовольствие приводить дом в порядок.

***

И снова гости нарушили уединение. Сначала приехал Анатолий с семьей, потом – Модест. Наконец, соседнюю дачу сняли Кондратьевы. К тому же зачастили дожди, не позволяя гулять, все ходили сумрачные и раздраженные.

Впрочем, Петр Ильич был рад обществу родных, особенно маленькая Танюша умиляла своей непосредственностью. Однажды, вертясь перед зеркалом, она заявила родителям:

– Вот придет дядя Петя, скажет: Тата надушилась, распушилась!

А встречая отца с прогулки спрашивала:

– Папа, откедова ты?

К гордости родителей Таня для своего возраста много и хорошо говорила и росла смышленой девочкой.

Братья, прекрасно знавшие потребности Петра Ильича, не появлялись у него в утренние часы, посвященные работе. Встречались они только за ужином.

Теплым июньским вечером, когда все собрались за столом на веранде, Анатолий сообщил:

– Мне пришло уведомление из Министерства. Меня назначают прокурором Окружного суда в Тифлис.

– Замечательная новость! – обрадовался Петр Ильич. – Уж если ехать в провинцию, то лучше Тифлиса ничего нельзя выдумать.

Вот только Прасковья не казалась счастливой. На вопрос в чем дело, она нерешительно призналась:

– Мне боязно ехать в провинцию. Я всю жизнь провела в Москве. Как-то будет еще на новом месте?

– Твои страхи естественны, но вот увидишь – все образуется, – утешил невестку Петр Ильич. – Знаешь, Саша тоже боялась и печалилась, когда уезжала из Петербурга в Каменку. Да со временем привыкла, устроилась, и теперь ничего другого и не желает.

Паня не выглядела убежденной, но благодарно улыбнулась.

– В любом случае, мое назначение еще должен подтвердить государь, и мы ждем его решения, – заключил Толя.

Депеша о решении задерживалась, заставляя всех волноваться. И вот пришло извещение, что дело улажено: Анатолий должен отбыть на новое место службы в августе.

Петр Ильич не любил торжества и празднества, но на этот раз именины пришлось справить пышно. Исполненный решимости устроить для близких настоящий праздник, он организовал роскошный обед. Даже сам ездил в Москву за провизией, купил пять живых стерлядей, которых вез в корзине со льдом. Но вот беда – в поезде было людно и жарко, лед начал таять, и по вагону потекли потоки воды. Пассажиры изумленно оглядывались в поисках причины неожиданного потопа и возмущались. Петр Ильич сжался в комок на своем месте, ежеминутно ожидая, что кондуктор выбросит дорогое яство в окно. К счастью, все обошлось, он благополучно довез стерлядей до Майданова.