Музыка и музыканты
Шрифт:
Бьется лебедь средь зыбей,
Коршун носится над ней...
Стремительный пассаж, почти свист — Гвидон спустил тетиву; стрела устремилась на помощь Лебеди.
Глухим стоном пронеслись над морем зловещие голоса — это злые духи. Гибнет коршун-чародей. Его мерзкая свита завывает в бессильном отчаянии. Мрачное тремоло[6] в басах... И неожиданно мягко, чарующе запела арфа. Плавные, льющиеся арпеджии[7]
В чистый голос Лебеди все время вплетаются звуки скрипки. Они словно соперничают с Лебедью в чистоте и выразительности мелодичных переливов музыкальных фраз.
Так мы знакомимся еще с одной героиней оперы.
Теперь скажите мне, можно ли представить себе Лебедь без музыки? Насколько беднее, суше был бы ее пленительный образ, если бы музыка из него ушла.
... Лебедь поблагодарила своего спасителя и, пожелав бесприютным спокойного сна, исчезла.
Снова зазвучал печальный голос Милитрисы. Теперь она убаюкивает своего взрослого сына. Но все мысли ее о царе Салтане. За что наказал ее возлюбленный супруг?
Спит Гвидон. Заснула в слезах и Милитриса. Наступила ночь. Тихо, затаенно звучит музыка, но очень скоро (ведь в сказках ночь скоро проходит) она меняется. Алеет восток, постепенно светлеет. И музыка становится светлее, приветливее... И вдруг до нас донесся приглушенный возглас трубы, затем колокольный звон. Все звучнее, торжественнее... Первые лучи солнца освещают чудный город, выросший на острове за одну короткую, сказочную ночь.
... вижу я:
Лебедь тешится моя,—
догадывается проснувшийся Гвидон.
Раскрываются ворота. Гремят пушечные выстрелы, ликует колокольный звон. Жители Леденца-города приветствуют Гвидона и подносят ему «княжую шапку». Трубят глашатаи, гудят колокола. Гвидон и Милитриса вступают в город.
Занавес. Антракт.
Антракт
Итак, в 1594 году началась история оперы. Значит, опера существует больше чем три с половиной века. Конечно, за такой срок много раз менялись ее законы, и опера тех, давних лет мало чем напоминает оперу, которую мы слышим сегодня. Однако основное, главное в ней осталось — союз музыки и слова в театральном представлении.
Помните, я даже во время действия не удержалась и шепнула вам, какой прекрасной сделала музыка волшебницу Лебедь? Трудно сказать, что главнее здесь — музыка или слова. И то, и другое одинаково важно.
А знакомство с Гвидоном? А характеры злых сестер и ведьмы Бабарихи? Даже такая, казалось бы, мелочь, как чтение дьяками грамоты — спотыкаясь, по складам. Ведь музыка делает это бормотание гораздо смешнее!
Кстати, о смехе. Заметили ли вы, что все в этой опере (вернее, почти все) происходит как-то не всерьез. И не в том только дело, что не всерьез, по-сказочному. Вот, например, военный марш и музыкальная тема царя Салтана. Музыка явно подтрунивает над батюшкой царем:
«У
Озорные скоморохи, пьяный Гонец, малограмотные дьяки — все это очень смешно. От этого даже самые трагические события кажутся не такими уж страшными.
Представьте себе, если бы в каком-нибудь другом спектакле людей посадили в бочку и бросили бы эту бочку в море, — конечно же, зрителям было бы страшно! А здесь — ничего. Никто в зале даже не всплакнул ни разу. Не страшно — и все тут. А почему? Да потому, что музыка такая. Красивая, выразительная — да. Но она как бы все время говорит вам — это происходит не на самом деле, а на сцене.
Теперь я могу сказать вам, что композитор и задумывал свою оперу как русскую народную сказку, которую разыгрывают скоморохи.
Вслушайтесь-ка в музыку — в интонациях всех героев оперы (пока что, кроме, пожалуй, Лебеди) совершенно ясно чувствуется народный говор. Мы слышим все время как бы разные народные песни — колыбельные, плясовые, протяжные...
Даже плач Милитрисы, даже реплики Бабарихи — все это написано композитором в духе народных русских мелодий.
Призывная фанфара в начале каждого действия тоже говорит нам о том, что это какое-то игрище: так зазывали прежде скоморохи на свои представления.
Вместе с тем музыка сохраняет и очень точно передает всю поэтичность и красоту пушкинской сказки. Особенно сильно это чувствуется там, где «действует» одна только музыка, — в оркестровых вступлениях.
Музыка этих симфонических антрактов (как их еще называют) рассказывает нам о том, чего мы не видим на сцене, что как бы происходило до поднятия занавеса.
Помните, перед первым действием музыка изображала военные сборы Салтана, перед вторым — путешествие бочки по морю? На сцене, конечно, трудно было бы показать и то и другое. Гораздо лучше об этом рассказывает музыка... Но...
Слышите? Вот они, фанфары. Прекратим разговоры до следующего антракта и будем слушать.
Действие третье
Снова плещутся морские волны. Их ровный шум прорезает какой-то сигнал — он звучит как прощальный привет, постепенно удаляясь. В клавире нет эпиграфа, и мы не знаем, что происходит. Но, очевидно, мы опять на острове Буяне, раз слышим «морскую» музыку.
Поднимается занавес.
Ах, вот оно что! Видите вдали уплывающий корабль? Вот откуда прощальные сигналы. Здесь, у Гвидона в гостях, только что были корабельщики. Это их корабль уплывает. Они держат путь в Тмутаракань, в царство царя Салтана.
Грустно Гвидону. Хотелось бы ему отца повидать, да как это сделать? Может быть, Лебедь поможет?
Раздаются нежные переливы арфы, появляется Лебедь.
Здравствуй, князь ты мой прекрасный!
Что ты тих, как день ненастный?