МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Шрифт:
пропустили такие-то не очень удачные вещи, то, может быть,
большое количество вещей не допустили на Пленум, которые
нисколько не хуже, а может быть, и лучше показанных. И я
считаю, что, может быть, было бы справедливо, чтоб если были на
просмотре в Секретариате такие хорошие вещи, которые по тем
или иным причинам не оказалось возможным показать на
Пленуме, то о них следовало упомянуть в докладе. Ведь это
гордость, что были еще хорошие
такие-то достоинства. Но то же самое, говоря о вещах, которые не
оправдали себя в концертном показе, непременно следовало
упомянуть о достоинствах, из-за которых эти вещи были приняты
и пропущены. НЕЛЬЗЯ ЖЕ ИЗОБРАЖАТЬ СЕБЯ
НЕПОМНЯЩИМИ ЛЮДЬМИ. ВЫ СЛУШАЛИ ВЕЩИ, ВЫ ИХ
ОЧЕНЬ ХВАЛИЛИ. ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО. ТАК ВЫ ИХ ЗА ЧТО-
НИБУДЬ ДА ХВАЛИЛИ!
Значит, в них есть высокое качество. Не может быть, чтобы в них
не было их качеств. И это, несомненно, так и есть. Я в данном
случае говорю о кантате Локшина. Можно иметь какое угодно
суждение о ней. НО ЕЕ ОЧЕНЬ ХВАЛИЛИ, КОГДА ОНА БЫЛА
ПОКАЗАНА В СЕКРЕТАРИАТЕ. Предположим, что после этого
она бы с треском провалилась, освистана была всем собранием. И
то, в сущности, вы должны были бы искать причины этому – а
может быть, ее еще раз исполнить, тем более, что исполнена она
была совершенно неудовлетворительно и показана в
неблагоприятных условиях. Но она вовсе не была освистана. Она
очень многим понравилась. Я не хочу сказать, что это и было,
может быть, лучшее произведение, которое вы недооценили.
Совсем нет. Но в нем есть отличные качества – хорошие темы.
Тематически материал является очень хорошим по качеству.
Полифоническое мастерство тоже есть. Может быть, там есть
просчеты в оркестровке. Но ведь вы слушали с партитурой. Люди
слушали, видели, что там есть недоработки, могли посоветовать
что-нибудь.
Должен сказать, что я Локшина видел всего два раза в жизни и
слышал, что он человек высоко талантливый и отнюдь не слабый в
оркестровке. Какие-то были недостатки, но были и большие
достоинства. Мне кажется, что справедливо было <бы> отметить и
недостатки, и достоинства, а не так жестко1 характеризовать вещь,
точно, ей Богу, композитор ввел в невыгодную сделку
Секретариат. Секретариат оказался виновным в том, что он
пропустил такую-то вещь! Вы вещь слушали, одобрили, в ней
были достоинства и недостатки, следовало отметить и то, и другое.
Иначе это несправедливо.
Я представляю себе – сам я написал какую-то вещь, мне после
этого опыта неудобно ее показывать
побранят – пожалуйста, если похвалят – приятно, но ЕСЛИ
ПОХВАЛЯТ, А ПОТОМ ПУБЛИЧНО ЗАЯВЯТ, ЧТО ЭТА ВЕЩЬ
НЕ ТОЛЬКО ПЛОХАЯ, НО ЧТО ЭТО СТРАШНАЯ ОШИБКА,
ЧТО ЕЕ ПРОПУСТИЛИ – ЭТО, ПРОСТИТЕ, НЕ
ТОВАРИЩЕСКИЙ ПОДХОД. МНЕ НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК
ЗАЯВИЛИ, ЧТО ПОСЛЕ ЭТОГО ОНИ НЕ ЗАХОТЯТ
ПОКАЗЫВАТЬ СВОИ ВЕЩИ.
Вот, в сущности, то, что я хотел сказать. Уже достаточно было
сказано, что мы не можем освоить всех проблем, и я не берусь
этого делать». (Аплодисменты).
1 Я цитирую текст стенограммы, в который были внесены правки рукой
М.Ф. Гнесина (РГАЛИ, ф. 2077, оп. I, ед. хр. 329(1), л. 59–62). До внесения
правки вместо «жестко» было «жестоко» (РГАЛИ, ф. 2077, оп. I, ед. хр. 327, л.
59–62).
В отчете о пленуме (Сов. музыка, 1950, №1, с. 49–50) дается
только краткий пересказ выступления Гнесина, причем делается
редакционная приписка: «Однако попытка <предпринятая
Гнесиным> защитить от критики это неудачное произведение
<«Приветственную кантату» Локшина> оказалась в целом
малоубедительной».
На мой же взгляд, именно бесстрашное выступление Гнесина, не
побоявшегося столкнуть Хренникова с самим собой, уберегло
моего отца от самых скверных последствий, которые могло иметь
хренниковское политическое обвинение.
Далее, сопоставляя выступления Хренникова и Гнесина,
нельзя не придти к выводу, что Хренников взялся за
уничтожение Локшина не по своей воле. (Видимо, из каких-то
сфер (из «органов» или из ЦК) поступил приказ и Хренников
вынужден был его выполнять. Но что явилось причиной такого
приказа? Думаю, что в данном случае – не государственный
антисемитизм и уж тем более не борьба честолюбий. (Напомню,
Сталинскую премию за «Песнь о лесах», исполнявшуюся на этом
же пленуме, получил Шостакович.) Уверен, что столкновение
моего отца с «органами», произошедшее незадолго до пленума,
сыграло решающую роль. Уж слишком силен был удар по
«Приветственной кантате» на относительно миролюбивом
пленуме и в слишком уж глупое положение неожиданно был
поставлен весь Секретариат.
Теперь – о последствиях. Конечно, заступничество Гнесина
принесло свои плоды. Хотя в Резолюции пленума
«Приветственная кантата» осуждается еще два раза (!), но уже
заодно с сочинением другого автора (Левитина), тон осуждения