МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ
Шрифт:
мягче и, что самое главное, нет политических обвинений (Сов.
Музыка, 1950, №1, с. 55). Затем Мариан Коваль продолжает
добивать сочинение моего отца, имитируя профессиональный
анализ (Сов. Музыка, №1, с. 8): «Петь кантату А. Локшина
мучительно трудно. Хор в напряженном регистре,
маловыразительный по мелодии, выпевает нехудожественный
текст. Композитор сосредоточил свои помыслы на внешней
помпезности, без глубокого ощущения полнокровных народных
чувств, обращенных
трансформируются в профессиональные. Система отползает,
обдумывая, что ей делать с Локшиным дальше…
Теперь, по заведенному обычаю, Локшину следовало каяться.
О
днако мой отец не каялся 1 . И после того как Т. Ливанова сочла
необходимым обругать его еще раз за все ту же «Приветственную
кантату»2, упоминания о Локшине в «Советской музыке» надолго
исчезают. Сочинения его отклоняются, и даже временную работу в
Москве не удается найти, приходится ехать в Ленинград3. Там
моему отцу по рекомендации Р.С. Бунина удалось получить
1 Я утверждаю это потому, что отчеты о покаяниях регулярно публиковались в
«Советской музыке». Что значило не каяться в сталинские времена, я думаю,
объяснять не надо.
2 Сов. музыка, 1950, №3, с. 15.
3 См. сборник «А.Л.Локшин – композитор и педагог», М., 2006,с. 84–85, где
цитируется письмо М.В. Юдиной от 29 августа 1950 г. Интересное свидетельство
о том, какое участие принимал мой отец в музыкальной жизни того времени,
содержится в эссе Л.С. Рудневой «О доверии Дмитрия Шостаковича и Капричос,
разыгранных его «ответственными» коллегами в достопамятном 1951 году…»
(Академические тетради, 1997, вып. 3, с. 154–156).
временную редакторскую работу. (Спустя примерно два года
двоюродная сестра моего отца Х.А. Локшина и ее муж Э.П. Гарин
познакомили его с известными режиссерами того времени –
Завадским, Кулиджановым, Сегелем, Згуриди, Карменом. Сочиняя
музыку к их фильмам и спектаклям, мой отец мог содержать
семью.)
* * *
Наконец, я хочу сказать одну простую вещь. То, что против моего
отца была выставлена когорта: Апостолов, Хренников, Коваль,
Ливанова – само по себе решает «проблему». Ведь их статьи были
напечатаны не до, а вскоре после ареста Вольпина. И на пленуме
Хренников предъявил политическое обвинение только Локшину и
больше никому – фактически именно мой отец был избран в
качестве основного антигероя в пропагандистской музыкальной
кампании 49-го
говорить… Однако на компрометацию моего отца были брошены
значительные силы. На то, чтобы правда об отце просочилась
наружу, потребовалось почти 60 лет.
Москва, 2001–2012
Приложение 1.1
Одиннадцать писем моего отца И.Л. Кушнеровой
(Рабинович)
В этом приложении я привожу наиболее характерные отрывки из
одиннадцати писем моего отца, адресованных его ученице И.Л.
Кушнеровой (в чьем архиве хранятся оригиналы этих писем).
Письмо первое (19 сентября 49 г.)
«Время уходит, сгинул еще год1 и, недолго, будет достигнута
середина жизненного пути. По Данте – это тридцать пять лет.
Впрочем, если суждено ее достигнуть.
Сегодня соберутся гости, все – твои знакомые, ситуация почти
такая же как и всегда, и, тем не менее, будет несколько грустнее,
чем обычно.
Все дни начиная с твоего отъезда <т.е. с первых чисел сентября 49
г.> я прилежно тружусь, написал уже 97 страниц партитуры
<«Приветственной кантаты»>, так что осталось лишь каких-
нибудь 70–80 страниц.
Настроение у меня мерзкое, хуже чем раньше намного.<…>
В Москву приехал Володя Неклюдов, который в Новосибирске
был организован трупом [здесь и далее курсив мой – А.Л.] с
феерическим блеском. Труп вернулся и собирается восстановить
нормальные отношения со мной. Князь приобрел себе белый плащ
и теперь ни дать ни взять – Петроний Арбитр. Одев плащ, он,
вероятно, с успехом заменяет меня.
1 19 сентября – день рождения моего отца.
Филипп Эммануил2 изгнан из сердца трупа и от огорчения
заболел, очевидно, брюшным тифом. Валяется на диване как
бездомная собака, грязный, без белья, покрытый старым
пальтишком. Муся целыми днями состоит при нем, кормит, поит и
наоборот. Женщины безумно любят, когда болеют их
привязанности. Есть возможность проявить себя».
2 «Филипп Эммануил Бах» – прозвище, данное моим отцом Ф.М. Гершковичу,
историку и теоретику западной музыки, учившемуся в Вене у Альбана Берга. Что
касается трупа, то он, судя по всему, был женского пола.
Факсимиле отцовского письма И.Л. Кушнеровой от 19.09.1949 г.