Мы из блюза
Шрифт:
– Ваше величество, вы в порядке? Землетрясение случилось!
– В полнейшем. Но моему гостю может потребоваться помощь, - невозмутимо ответила императрица и добавила вполголоса мне: - благодарю вас, сударь. И за внучку спасибо. Сейчас ступайте, поговорим вечером или завтра, через два дня я возвращаюсь в Киев.
Мне помогли подняться. Ноги болели, но, вроде, обошлось без переломов. Главное же чудо – что уцелела гитара, без нее тоскливо. Поддерживаемый с двух сторон казаками, я покинул место не состоявшейся, в общем-то, аудиенции.
[1] Песня английской группы The Police, автор текста –
[2] Ложись! (англ.)
Глава 16
Шашлык по-карски и фитиль по-царски
В Московскую контору «Русского акционерного общества граммофонов» стремительно вошёл примечательный посетитель. Был он высок ростом, наголо брит, а под темно-серый пиджак надел кофту вызывающе желтого цвета. Сняв широкополую шляпу, подошел к столику, за которым помещался с интересом рассматривающий визитера клерк – среднего возраста мужчина с залысинами и в черепаховых очках.
– Здрассьте! – сказал, как рубанул, посетитель. – Как я могу найти господина Григория Коровьева?
– Помилуйте-с! – всплеснул руками клерк. – Вам-то он зачем? Или ваша дражайшая супруга теперь грезит исключительно о нём-с? Сочувствую-с!
– Не понял… Какая с-супруга? О чём вы? – оторопел высокий.
– Да как же-с! Третий день, как продаются пластинки – все смели, к слову, новый тираж уже печатают-с, - и третий день дамочки валом: вынь да положь им этого самого Коровьева для немедленного обустройства личной жизни! За Вертинским так не бегали-с, а уж он-то известный любимец публики! И вот вам, пожалте-с: едва одна ушла, так вы теперь-с!
– Нет у меня никакой супруги! А вот вопросы к вашему Коровьеву – очень даже есть!
– Какие, позвольте-с полюбопытствовать? – страдальчески вздохнул обитатель конторы.
– Да простые! Морду набить ему хочу! – громыхнул посетитель, после чего несколько менее уверенно добавил: - а потом выпить.
– И что ж он вам такого причинил-с, что вы теперь к нему столь неласково-с?
– Да стихи мои взял, причем без спросу! И, шельмец, этак повернул, что я сам теперь слушаю и плачу – всю душу, ирод, наизнанку выворачивает!
– А! Так вы поэт-с, молодой человек? Это, знаете ли-с, очень хорошо!
– Я – Маяковский! – заносчиво ответил визитер.
– Ещё лучше, господин Маяковский! – с энтузиазмом откликнулся клерк. – Во-первых, пластинки господина Коровьева в Петрограде писаны-с, так что, полагаю, он и поныне там обретается, хоть его третий день ищут – чтоб новых песен записал, - да всё никак найти не могут. Но главное, всё же, в том, что вы – поэт. У нас, знаете ли, третий день полного ажиотажа! Всем срочно подавай блюз! Моднейшее веяние-с! Знаете ли, у нас тут есть композиторы, которые готовы-с подобное сочинять, да вот беда: поэтов нет таких, чтоб этот самый блю-юз, - он произнес новое слово, старательно вытягивая губы, - верно сложить могли-с. Двое пробовали – шалишь, не то совсем. А вы – смогли, и, между прочим, уже успешны. Дайте-ка… ага, вот она, ведомость. Пластинка с песнею «Себе, любимому» на ваши слова еще вчера-с кончилась
Маяковский, обалдев, хлопал глазами.
– Вы это что… серьёзно?
– Серьёзней некуда-с! Ведь что есть первейшая заповедь добродетельного человека-с? «Куй железо, пока горячо», так-то! Вот и давайте-ка его ковать, аванс выдать я уполномочен-с. Надеюсь, стихи у вас с собой?
***
Субтильного сложения молодой человек в шикарном, но, увы, не слишком подходящем к прохладной уже погоде чесучовом костюме-тройке и модных штиблетах открыл дверь своим ключом и проскользнул в прихожую.
– Фифи! – позвал он.
– Я здесь, мой Масик! – донесся глубокий женский голос из дальней комнаты.
Вошедший плотоядно ухмыльнулся, снял шляпу-канотье, под которой обнаружились щедро напомаженные редкие волосы, расчесанные на прямой пробор. Прижимая к груди несколько граммофонных пластинок, Масик, крадучись, направился вглубь квартиры.
– Фифи! Я настроен игриво!
– Ах, Масик мой! Приди же! Я вся изнемогла!
– А угадай, что я принес тебе, о роза моих вожделений и упований!
– Неужто Варю Панину?
– Нет, душа моя!
– Тогда… Эмская?
– Нет, Фифи. Это Коровьев!
– Коровьев? Фууу…
– Ну, фу не фу, а расхватывали, как горячие пирожки! Так что давай разогреем огонь страсти нежной новомодной музыкой! Ты ж моя козочка!
– Озорничок ненаглядненькой!
Не без сожаления прервав поцелуй, Масик завёл граммофон, поставил пластинку…
– Доктор, скажите, что мне так грустно?
– Пустое, голубчик, это лишь осень.
Жизнь замирает, в головушке пусто -
В ней и гнездятся дурные вопросы.
– Доктор, я больше не верю в удачу,
В дружбу, любовь и семейное счастье.
– Батенька, лучше впадайте-ка в спячку -
Просто проспите любые ненастья.
– Я разуверился в томных красотках,
Друг был – да умер, один я на свете!
– Знаете, милый мой… выпейте водки,
Граммчиков сотню. И мне, что ль, налейте.
Выпьем, закусим, поспорим про счастье,
Снова нальём – и появятся темы…
Сами себе мы придумать горазды
Жизнь, и любовь, и успех, и проблемы [1] .
Пластинка кончилась.
– Знаешь, Масик, - безо всякой нарочитой игривости задумчиво протянула Фифи. – Идём-ка на кухню. Да выпьем там водочки. Граммчиков по сто. Для начала.