Мы, монстры. Книга 3: Зверь

Вернер Тим

Ух’эр звонко хлопает в ладоши и садится на своей туче. Садится слишком резко, потому сваливается вниз.

С громким “чвяк!” падает в тягучую черную жидкость. Выбирается оттуда грязный, но довольный — снова скалится во все свои острые гнилые зубы.

Тэхэ отдергивает руку.

Лаэф привычно закладывает ладони за спину.

— Опять туча протекла! — весело сообщает

Ух’эр. Потом подозрительно косится вверх и спрашивает себя. — Или небо?

Подмигивает Тэхэ и жалуется:

— Того и гляди Ирхан заявится!

Он понимает, что она скучает по его лучам. Может, не так сильно, как Сорэн, а может, наоборот — она единственная и скучает. Сорэн плевать на всех, Сорэн всегда хватало собственного света. По глазам Тэхэ видно — она уже не верит Ух’эру. Впрочем, она никогда и не верила.

“Как же с вами скучно играть, — мысленно вздыхает Ух’эр. — Когда же вы пропадете пропадом, и я смогу привести сюда людишек? С людишками — куда веселее…”

Но всех — и богов, и людей — он этот мир не выдержит. Ух’эр не выдержит. Потому ему нужно избавиться от братьев и сестер. Ну, или потому что они будут мешать ему играть. Он не пробовал приводить сюда людей. Но точно определить причину — сложно.

В любом случае, Мертвые должны покинуть его царство, как бы неправильно это ни звучало.

Ух’эр оборачивается к черным холмам и сам чувствует, что на этот раз скалится особенно широко.

***

— Привет, Сорэн! — кричит Ух’эр в сторону холмов. — Решила наконец почтить нас присутствием? Идем купаться! Ты же не любишь быть грязной, да? Вот, помоешься! У нас тут чудесная лужа!

Лаэф напряженно всматривается туда.

Но не видит ничего, кроме тьмы.

Обычно ему нравится здешняя тьма.

Но не сейчас.

***

Нивену снится Аэйлар.

Ветер треплет белоснежные волосы, взгляд ее светел, улыбка — едва заметным штрихом. Теперь Нивен точно знает: этот сон никак не связан с Ух’эром. Теперь, рассмотрев ее, он почему-то уверен: Ух’эру ее ни за что не подделать, не воссоздать облик. Она — не в его власти. Она — Иная.

А значит, не часть их мира, не часть их игр.

Она в стороне. Это — именно то, что ему сейчас нужно. Взгляд со стороны.

И этот взгляд сейчас — мягкий и уверенный в то же время. Взгляд лекаря — так ему кажется, он не слишком много лекарей видел. Такой, будто она хочет помочь. Будто сможет.

И будто ему стоит помогать.

“Ты не знаешь, — вспоминает Нивен, — я не сказал, ты не знаешь… Я человек. Сейчас. Но был монстром. Не важно, что за сила была во мне. Важно — кем был я. И я. Был. Монстром. И мне с этим жить”.

Он все помнит и, как бы ни старался Ух’эр, скорее умрет, чем впустить тьму обратно. Но поздно — тьма уже сделала свое.

Глава 11. Раз, два, три

Ирхан светил в глаза, впервые, наверное, так ярко. Никогда раньше он не мешал — ни Йену, ни Затхэ. Наоборот — укутывал, обволакивал, освещал путь, грел. Теперь же — будто бы пытался остановить.

Направил в лицо слепящие стрелы-лучи, держал на прицеле и словно бы говорил: “Стой, дурак. Остановись немедленно! Не пущу дальше!”

Хотя, конечно, это не Ирхан говорил — это Йен сам себе придумал. Ирхан — раскаленный шар в небе. Чем он может говорить? Йен чуть было не засмеялся своей последней мысли, но вдруг ему показалось, что стоит засмеяться — захлебнется воздухом и рухнет вниз. Да и смех получится… чем? Птичьим клекотом?

Он представил, как будет смеяться — и снова пришлось сдерживаться.

Крылья-плечи невыносимо болели, но Даарские горы уже виднелись вдали. Они, правда, давно виднелись, а он будто летел на одном месте, если не смотреть на проносящиеся внизу леса и луга Верхних земель: с небес, он видел всё, но никак не мог долететь. А теперь еще и Ирхан мешал. И главное, он ведь не впереди был, не прямо перед глазами, но каким-то образом умудрился, исхитрился, вывернул лучи — и ударил в лицо.

“Отстань! — думал Йен. — Что ты понимаешь? Что можешь понимать, если у тебя и головы-то нет? Ты бессмысленный! Бессмысленный, дурацкий блестящий шарик!”

Но тот все не отставал.

Глаза уже болели почти так же, как плечи, чертовы горы никак не хотели приближаться… А даже если и приблизились — уже нельзя было рассмотреть, все смешалось в отблесках закатных лучей, все стало единым — кроваво-алым. Как росчерк на королевском знамени, только сейчас этот росчерк раскинулся на все небо, затмил и море, и горы, и встал перед глазами непроходимой стеной.

“Что же я делаю?” — подумал Йен.

Очень тихо и издалека: будто не он сам подумал, будто Ирхан проник таки в голову самым острым, самым длинным лучем — и принес с ним эту мысль. Чужую, испуганную, произнесенную растерянным шепотом.

И крылья послушно сложились.

— Нет! — попытался выкрикнуть Йен, но было поздно. Он обернулся человеком мгновенно: вспышка боли — и вот он падает с небес на землю.