Мы над собой не властны
Шрифт:
— Исё блинсики, — проговорил Коннелл с деланым китайским акцентом.
Вся компания закатилась хохотом.
— И суп с пельменями...
Ему чуть не стало дурно. Знал бы отец — с ума бы сошел. И все-таки здорово быть своим в доску.
— Шейн Данн? Это ты? Пит Макколи?
Хоть бы не назвал имя Коннелла!
— Мы вообще не китайцы, — сказал Элберт. — Вам, идиотам, без разницы. Мы корейцы. Я китайскую еду терпеть не могу. Может, закажете кимчи? А что, моя мама приготовит. А я принесу и вам в рожу кину.
Элберт был такой: чуть что — и в драку. Вообще-то, Коннелл его за это уважал, а сейчас ему стало жутко. Мама Элберта готовила кимчи потрясающей вкусноты. Когда Коннелл в первый раз попробовал,
— Коннелл, давай! Скажи что-нибудь! — заорал Пит.
И тут же все примолкли. Притворились, будто страшно напуганы, а сами давились от хохота.
— Коннелл? Ты?
Коннелл отключился. Он понимал, что теперь Элберт не будет с ним разговаривать. Когда приятели велели звонить Фаршиду, он уже не спорил, просто набрал номер.
— Дай сюда! — сказал Шейн. — Сам поговорю с этой арабской мордой.
Стоя под фотографией своего сурового отца, Шейн выкрикивал в трубку оскорбления, даже не стараясь изменить голос.
Пока Донни был в уборной, Коннелл, прислушиваясь, не зашумит ли вода и не раздадутся ли шаги, набил карманы монетами из большой миски, стоявшей на комоде. Родители давали ему карманные деньги, но он все равно взял эти, борясь с тошнотой.
Накупил еды, комиксов, карточек с бейсболистами. Увидел, как какие-то парни покупали нунчаки и сюрикены в магазине на Рузвельт-авеню, и приобрел кривой нож, который складывался со зловещим щелчком. Этот нож Коннелл притащил в школу и стал показывать приятелям.
— Убери эту фигню! — сказал Шейн. — Вроде отличник, что ж ты такой тупой-то?
Сегодня в спорткомплексе «Элмджек» не было матча. Коннелл пошел в парк. Все его новые друзья играли в хоккей на траве, а у него хоккейного снаряжения не было, поэтому он поиграл немного в мяч с парнем постарше, а потом просто сидел в сторонке и смотрел игру.
Позже они пошли на Северный бульвар, к танцклассу «Динамика танца» — подглядывать сквозь жалюзи, как девчонки занимаются. Все девочки, которые ему нравились, ходили сюда, и все парни в компании, кроме самого Коннелла, с кем-нибудь из них встречались. В перерыве несколько девочек вышли на улицу. Коннелл единственный был не в хоккейной форме и прятал за спиной бейсбольную перчатку. «Бейсбол — для пидоров», — сказал Шейн, и хотя Коннелл своими глазами видел, как тот опозорился, играя в софтбол со старшими, все равно почувствовал себя каким-то младенцем с этой своей перчаткой, среди рослых парней на роликовых коньках и в защитном снаряжении. Девчонки на него косились, будто ждали, когда им наконец объяснят, зачем этот чудик притащился.
Затем они отправились воровать в магазин «Оптимо». Коннеллу давно пора бы уже уйти — мама поручила ему закупить продукты к ужину, — а он все тянул. Надеялся закрепиться в компании, если будет делать все то же, что и другие.
Развлечение состояло в том, чтобы каждый по очереди что-нибудь стащил, пока остальные отвлекают корейца Энди за прилавком и его мать, работающую в подсобке. Парни рассредоточились по всему магазину. Коннелл стоял у самого входа, возле витрины с бейсбольными карточками. Ему несложно было изобразить заинтересованность — он часто сюда заходил, покупал карточки и комиксы. Сам он ничего не украл, только отвлек Энди, забросав его вопросами. Коннелл ждал, что его похвалят за помощь общему делу, но, когда за ближайшим углом все стали хвастаться добычей — кто стырил конфеты, кто бутылку лимонада, кто-то термос — и оказалось, что Коннелл один с пустыми руками, его обозвали трусом.
Потом все пошли к Питу — он жил неподалеку. Пит вытащил из родительского шкафа несколько бутылок с выпивкой и пустил их по кругу. Коннелл не стал пить.
— Ну ты и лопух! — сказал Пит. — Ботан уродский! Слушайте,
Поскольку Пит смотрел на Густаво, тот пожал плечами:
— Он мне помогает.
И глянул на Коннелла, словно говоря: «Сам себе помогай!»
Потом опять пошли к школе танцев, встречать девчонок после занятия. Коннелл старался представить, как это — разговаривать с девчонками легко и без напряга, словно у тебя есть на это право. Однажды в седьмом классе Фаршид его уговорил позвонить Кристин Таддеи и пригласить ее на свидание. Закончилось это полным позором. А сейчас Кристин стояла рядом. Она что-то сказала — Коннелл не разобрал. От волнения кровь шумела в ушах.
— От тебя воняет, — сказала Кристин погромче.
— Что?
— Дезодорантом надо пользоваться. Или одеколоном. Или мыться почаще.
Другие девчонки захихикали.
— Я буду. — От смущения у него поджались пальцы на ногах.
— Во девчонка у меня! Приложила так приложила! — заржал Шейн.
Шейн ушел с Кристин, Пит отправился домой, а Коннелл с Густаво и Кевином побрели по Северному бульвару.
Проходя мимо «Оптимо», Густаво сказал:
— Надо было тебе тоже что-нибудь взять, как все.
Темнело; близилось время закрытия. Энди стоял спиной к витрине. Коннелл знал, что он студент — видел на нем футболку Нью-Йоркского университета. Коннелл практически каждый день покупал у него бейсбольные карточки и раз в месяц — комиксы. Энди их для него специально откладывал, а иногда еще добавлял бесплатно пачку карточек, как постоянному покупателю. Ему нравилось смотреть, как Коннелл распечатывает пачку и радуется, найдя карточки с новыми игроками.
Густаво еще что-то говорил, но Коннелл больше не слушал. Он отошел на несколько шагов и, повернувшись, со всей силы запустил в витрину бейсбольным мячом. Огромное стекло разлетелось вдребезги. Осколки посыпались острыми льдинками.
— Ни фига ж себе! — проорал Густаво, и они с Кевином вмиг исчезли за углом.
Коннелл рванул через дорогу, наперерез транспорту, и не останавливался, пока не добежал до своего дома. Сердце бухало в груди. Дверь была не заперта. Коннелл шмыгнул в прихожую, потом осторожно выглянул — за ним никто не гнался. Поменяться бы с кем-нибудь обликом... Вообще стать кем-нибудь другим.
Папа лежал на диване в наушниках, мама в кухне готовила — судя по запаху, брокколи и макароны дзити, ее всегдашняя палочка-выручалочка на случай, когда в холодильнике пусто. Коннелл крикнул, что он пришел. Мама спросила, где был. Он, не ответив, бросился к себе. Где-то вдали завыла полицейская сирена. Коннелл, кусая губы, заперся в ванной. Там разделся догола и понюхал свои подмышки.
Права Кристина — от него действительно воняет. Может, пора уже наконец повзрослеть? Коннелл забрался в душ и выкрутил горячую воду на максимум. Добавил чуть-чуть холодной, только чтобы терпеть можно было. Кожа сразу покраснела. Пар наполнил комнату.
Коннелл безостановочно прокручивал в воображении, как разбилась витрина. Снова и снова: вот стекло прогибается, большой кусок в центре со звоном падает на тротуар... Бейсбольный мяч наверняка найдут. Снимут отпечатки пальцев. Да какие отпечатки, Коннелл каждый день туда заходит с мячом! Однажды забыл у них бейсбольную перчатку. Позвонил, и они специально не закрывались, пока он за ней не пришел. Коннелл так и видел, как Энди качает головой: с чего это у мальчика вдруг снесло крышу? Ему всегда нравилось, как остроумно Энди высмеивает разных дураков. Энди учится в колледже и все-таки не жалеет времени на разговоры с малышами. Коннелл отчетливо представлял, как он, стукнув кулаком по прилавку, закрывает магазин и утешает свою маму. А потом они вместе подметают битое стекло. Энди выбирает осколки из коробок с бейсбольными карточками и, тихо ругаясь, опускает металлическую шторку. За что им такое?