Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
и против “низкопоклонства перед его культурой”. На страницах многих
газет, в творческих и научных коллективах разоблачали “безродных
космополитов”, среди которых нашли и меня как автора интересного но
спорного доклада. Преподаватели - историки (не хочу называть их имена)
подняли “принципиальный” шум, и пришлось мне, студенту -
первокурснику, давать объяснение в кабинете заместителя директора
института К. А Утехиной. Мой руководитель - консультант
Литовченко (Ефзах - для студентов) имел неприятности по “служебной
линии”
На меня, получившего “ широкую известность” в институте, обратил
внимание
доцент
Николай
Гаврилович
Евстратов,
серьезный
литературовед и краевед, опытный, прекрасный преподаватель, скромный
человек. Под его руководством я стал заниматься изучением русской
литературы 19- го века.. Меня заинтересовало творчество писателей
первой половины столетия. Причем особое внимание вызывали вопросы
взаимоотношения романтизма и реализма в произведениях не только
известных, но и забытых прозаиков.. Именно тогда я стал постоянно
знакомиться не только с художественными произведениями, но и
научными исследованиями, незаметно приобщаясь к основным проблемам
современного литературоведения.. Может, еще не думая о своем будущем,
я стал готовить себя к научной работе..
18
.
1952-й год для нашей семьи оказался психологически сложным и
трудным. Как, впрочем, и многие другие. Я не помню каких - либо легких
лет в нашем доме
И этот год стал особым для взрослых детей. И малопонятным - для
родителей..
237
Произошли “итоговые” (так можно сказать) события в жизни каждого
из братьев. Постоянно живя рядом, они не особенно часто и откровенно
разговаривали друг с другом: для серьезных бесед никогда не хватало
времени. Все куда - то торопились. Наверное, на очередное занятие,
собрание - заседание или на свидание? Домой часто возвращались поздним
вечером или ночью. Наша жизнь посторонним людям могла казаться
несколько странной: большая семья - и “никого днем с огнем не сышешь”,
– как говорила мама… Она а была постоянно дома.. Как всегда, жила
заботами о муже и детях.. Выступала против “семейного земледелия” -
бахчи, о которой любил говорить отец: не хотела видеть мужа. (“..уже не
молодой, пора отдохнуть..”) и детей “вечно копающимися в земле”. Но
отец и в тот год все - таки нашел “для себя”, т. е. для семьи небольшой
участок, на котором выращивал картофель. Мама не стала возражать:
“Картошка
арбузами... А если кому - то захочется попробовать, то возьмем на
базаре...Не разоримся...”
Мама тяжело переживала отъезд дочери в “чужой” дом, хотя
понимала, что Шура и зять должны “сами строить” свою жизнь и
воспитывать маленькую Люсю. “ Даст Бог, еще родишь,” - говорила она
дочери перед расставанием...
Мама чувствовала себя счастливой лишь тогда, когда дети находились
рядом с ней : “Всех надо приветить и покормить.. Спросить, как провели
день, все ли хорошо..” И откуда у мамы брались силы и терпение?.. Но
никто не задавал ни себе, ни ей такого вопроса. Принимали ее заботу и
любовь как нечто привычное: ведь наша мама другой не могла быть..
Закончив домашние дела, мама, как и в прежние годы, молилась за
“упокой души” Грини и за “здравие” своих взрослых детей... В последние
годы она все чаще задавала себе вопросы, на которые не находила ответ:
“Так ли, как надо, жили?.. Кажется, все делали по совести... И как теперь
будем жить, когда дети выросли и хотят уйти из родительского дома ?..”
Каждое утро мама беспокойно смотрела на то, как я, торопливо
выпив стакан чая с горбушкой хлеба, убегал в институт, где находился до
вечера, затем встречался с любимой Олей и не расставался с ней до
поздней ночи, забывая, что и ей (уже студентке второго курса естгеофака)
утром также надо идти на занятия. Мама, конечно, догадывалась, что я
встречаюсь с девушкой, но не спрашивала меня: не хотела вмешиваться в
мои “сердечные” дела. Отец же не понимал причин моего позднего
возвращения домой и постоянно спрашивал: “И где ты постоянно
шляешься?.. Что это за учеба - с утра до ночи?.. Мать не ложится спать
допоздна. Беспокоится. Подумай своей дурной головой, что делаешь...”
Но слова отца пролетали мимо моих ушей. И я вновь и вновь возвращался
домой ночью Время для меня тогда перестало быть чем - то конкретным и
238
серьезным. Какое значение имели мои поздние возвращения, когда
любовь?.
Характер отца почти не менялся, оставался прежним.. Но трудные
годы и постоянная работа не могли не сказаться на его внешнем виде.. Он
совсем не походил на того веселого и приветливого, каким его видели
маленькие дети в саду: глубокие морщины избороздили лицо, темные
глаза смотрели строго и жестко, борода и брови поседели, огрубевшие