Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
встреча с рекой тревожила: простит ли Яик-батюшка казаку измену. Но все
же, кажется, больше думалось о будущем рыбацкой удаче, чем о скором
расставании с любимой рекой: «Подыму двух-трех серьезных рыб, отдам
заезжему барыге, потом перееду и начну строиться».
Впрочем ( если говорить откровенно), прадеда как настоящего казака
не столько заботила «прибыль дому», сколько радовало участие в
традиционных войсковых «действах», когда можно было спокойно,
обстоятельно
нынешней беспокойной жизни и пожарных бедах, поделиться
хозяйственными заботами. И, конечно, посидеть в хорошей, веселой
компании со стаканом в руке.
Хорошо наши пумали...
Епифан сидит в кругу,
Одну лошадь пропивает
И другая начеку...
Кошма была – кошмы нет,
Улетела на тот свет.
Пропил пешню, пропил сак,
А домой вернусь и так...
Лишь после того, как привычные, общие дела были выполнены,
следовало приниматься за дом, о котором вся душа совсем изболелась. Но
прадед еще не знал, что до начала строительных работ необходимо
получить «разрешительную бумагу» в Хозяйственном правлении. Она
позволяла казаку стать хозяином земельного участка, на котором он затем
поставит свой дом. И с этой бумагой еще придется побывать в разных
конторах, кассах и мастерских Как артельный и служивый уралец, прадед
любил порядок и дисциплину, но в казенных учреждениях он столкнулся с
ненавистной «бестолковщиной» (по его выражению), в которой чувствовал
37
себя беспомощным и беззащитным. Казаку казалось, что чиновник,
сидевший в кресле за большим столом, смотрит на него совершенно
равнодушно, как будто ничего и никого не видит: « И зачем, мол, ты здесь
со своей бумагой? Не в свое время пришел. Нечем что ли тебе заняться?.
Видно,. казачья дурость и глупость привели сюда». В конторах не спешили
с ответом на прошение прадеда. Чужие дела чиновники выполняли
неторопливо, руководствуясь своими правилами и привычками. Ведь Урал
не беспокоил их своим буйным норовом и весенними разливами. Видимо,
поэтому бумаги будущего строителя медленно, как бы нехотя,
передвигались из одной конторы в другую.
Незаметно пролетел год. В пустых встречах и бестолковых разговорах
с чиновниками. За ними будущий строитель пока еще не видел самой
важной и нужной ему бумаги . И поэтому не спешил разбирать свой дом
на крутом берегу. Может, прадеду вообще не следовало связываться с
непривычным, совсем не казачьим делом ?
3
Когда-то
возведенный казаками на Крестовой улице для защиты от степных
кочевников. Но город уже давно не нуждался в нем. Опасные времена
ушли в прошлое. Войсковая столица шагнула за пределы вала. Появился
новый район в городе. Его назвали Форштадтом. Там небогатые казаки
ставили небольшие деревянные и саманные избы. Но скоро появились
небольшие кирпичные особняки и двухэтажные дома. Дворцов здесь не
было, хотя несколько особняков (Ласановы, Рязановы, Егоровы, Фокины –
дальние родственники прадеда и др.) выделялось своей основательностью,
высокими шатровыми («на четыре ската») железными крышами, светлыми
окнами и изящными, веселыми крылечками .
К уральцам присоединились десятки иногородних купцов, российских
мужиков и прочий пестрый люд (мелкие чиновники, торговцы,
ремесленники). С каждым годом их число увеличивалось. « Бойкий,
нахальный народ, – говорили местные жители, – но у них деньги, а нынче
это – сила». Казаки, вынужденные признавать и принимать чужих и
выслушивать их бесполезные речи, в душе презирали и не признавали
пришлых равными себе.
Прадед не хотел ставить дом рядом с «посторонними». Рассчитывал
жить среди настоящих, потомственных уральцев. Но выполнить свое
желание он не смог: власти не нашли в старом городе земли для него. Ее
давно заняли войсковые управления, областные конторы и зажиточные
казаки. И пришлось прадеду согласиться на участок в Форштадте. Не ехать
же к Чагану. Или на Ямы.
38
Новый городской район произвел на прадеда безрадостное
впечатление: низкое место, бывшее когда-то болотом, весной и осенью –
прямо перед будущим домом – разливалась большая лужа, летом
поднималась темная пыль, на улице стоял «тяжелый» воздух, ее проезжая
часть была разбита колесами телег и копытами лошадей. Позже прадеду
пришлось привезти не одну телегу хорошей, «чистой» (как он говорил)
земли, чтобы «поднять двор»: каждый год, в дождливую погоду, его
заливала грязная вода.
Решение строиться и жить в Форштадте прадед принимал
самостоятельно и отказываться от него не хотел. Он ведь не какой-то
пустозвон, у которого «слов - на три воза, а дельного – на рыбью ногу».
Он .никогда не был и не будет болтуном – краснобаем. Свой замысел,
каким бы трудным и сложным он ни был, прадед должен обязательно
выполнить. Самостоятельно, полагаясь лишь на свои силы и терпение да