Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
отмечавшие сухие и слабые деревья и разрешавшие рубить их летом и
осенью. Пожилых жительниц Уральска иногда поддерживали знакомые
казахи - аксакалы из аулов на “бухарской” стороне...
...Но война с ее кровью и смертями все настойчивее заявляла о себе.
Горожане чувствовали ее трагическое приближение. В конце 41-го года в
городе появился первый военный госпиталь. Его разместили в доме
Карева, бывшем в мирные годы своеобразным торгово - культурным
центром
читальный и концертный залы, гостиница. Но с началом войны все
переменилось: власти магазины “закрыли”, библиотека “временно”
прекратила работу: часть книжного фонда отправлена в холодный, темный
подвал, сотни книг- перевезли в бывшую “солдатскую” церковь, недалеко
от базара.. В залах разместились лаборатории и врачебные кабинеты; в
гостиничных номерах и магазинах - госпитальные палаты ..Скоро в них
появились первые раненые.. Мальчишки останавливались около больших
окон дома Карева, стараясь рассмотреть солдат, лежавших на больничных
койках
Летом 42-го несколько новых госпиталей разместилось в рабочих
клубах.. Но скоро выяснилось, что они не могут принять всех раненых,
количество которых постоянно увеличивалось. И госпиталям “отдали”
некоторые школьные здания.. Среди них и моя новая - шестая, куда я
пришел после окончания четвертого класса. Но учиться в ней мне тогда не
пришлось: занятия в пятом - седьмом классах гороно “временно”
отменил...
Жарким летом и теплой осенью раненых солдат можно было увидеть
в садике “Металлиста”: одни читали газеты и книги, другие - играли в
домино и шахматы, третьи - молча сидели на скамейках: наверное,
вспоминали свои семьи и дома. Иногда горожане встречали фронтовиков
на улицах. . Они - вопреки запретам врачей - уходили в “самоволку”,
устав от строгого госпитального режима, от однообразных бесед с
врачами, от болезненных процедур. Медленно двигались в своих серых
халатах, неохотно вступали в разговоры с прохожими, которых волновали
одни и те же вопросы: когда и где воевал, тяжело ли ранило, как лечат,
хорошо ли кормят и т.п. Солдаты не хотели говорить о фронте и атаках,
отступлениях и ранах: “ Что болтать?.. Воевал, как все. Вот прихватило.
Теперь отдыхаю... Через месяц - другой - назад, в часть...”
Иногда раненые появлялись на базаре. Они что -то искали (спиртное?
табак? знакомых?), покупали, меняли и продавали, о чем -то
179
расспрашивали торговок, но сами говорили мало. Женщины жалостливо
смотрели на них, угощали ягодами, яблоками или подсолнечными
семенами,
нибудь угостит.. Ведь мир не без добрых людей...”
Торговки хотели верить, что в людях еще сохранилось светлое и
приветливое...
6
В эти страшные и тяжелые для всех годы мама целиком посвятила
себя заботам о семье. Все ее радости и горести имели отношение к мужу,
детям и внучке. Как и раньше, весь день мамы, с утра до вечера, был
заполнен хозяйственными делами, к которым по - прежнему дочь не
допускала: “Кухня, печка, обеды, порядок в доме, корова и куры во дворе -
это все мое...” Спокойная, рассудительная, она никогда не повышала
своего голоса. Радовала детей своими заботами.. Успокаивала (
“утихомиривала”)
вспыльчивого
отца.
Всегда
находила
такие
“правильные” слова, которые заставляли его быть справедливым в своих
жестких требованиях к мальчишкам.
О войне мама старалась не говорить...Но тревога, поселившаяся в ее
душе еще в мирное время, заставляла слушать фронтовые новости,
передаваемые по радио... Наверное, в словах диктора она надеялась найти
ответы на вопросы, никогда не покидавшие ее: “Где Гриня?.. Почему не
пишет? Ведь другие ребята присылают хотя бы небольшие угольники...”
Мама в первые военные месяцы внешне как -то быстро изменилась:
похудела, исчез знакомый с детства румянец на ее щеках, глаза потеряли
привычный солнечный блеск, около губ появились глубокие морщины, на
поседевшей голове постоянно - темный платок. Она и раньше не любила
“длинных”, “пустых” разговоров - “пересудов” (“сначала - дело, а уж
потом - беседа.”), а теперь, встречаясь с родственницами, терпеливо
выслушивала их “ненужные речи”, но сама лишь отвечала на вопросы
любопытных - односложно (“да - нет...”) и неохотно, думая о чем - то
своем.
В отсутствие отца мама часто плакала: при нем не решалась открыто
выражать свое горе отец не мог спокойно выносить ее слез.. Сначала
хмурился, затем пытался что - то говорить, хватал оказавшиеся под рукой
предметы, старался заняться делом, но не выдерживал и через две - три
минуты хрипло, как будто выдавливая из себя слова, говорил: ”Ну что ты
опять?..
Потерпи..
Слезами
ведь
не
поможешь.
Не
гневи
Господа...Пришлет Гриня письмо...Подожди...” Но, чувствуя слабость
180