Мы родились и жили на Урале–реке...
Шрифт:
“новые люди” скоро перестанут быть “посторонними”, “чужими”. Все
трудились рядом, у всех возникли и укрепились общие желания и
понимание друг друга. И всех заботили и тревожили одинаковые горести,
печали и надежды...
...
..
15
Жизнь в Уральске с каждым месяцем становилась более беспокойной
и трудной, чем в летнее время. Война предъявляла людям жесткие
требования и выдвигала новые, ранее неизвестные
Как известно, с началом войны правительство страны приняло
решение о переходе на карточную ( “нормированную”) систему продажи
“продуктов массового потребления”. Основным среди них признавался
165
хлеб... Были определены “твердые” нормы его продажи (потребления?)
различным “категориям граждан” - рабочим (500 гр.), служащим (400
гр.), иждивенцам (400 гр.) и детям до 12 лет (400 гр.)..Эти нормы в
военные годы неоднократно менялись (уменьшались). В апреле 1942 -го
правительство “разработало” еще одну карточную систему - на
промышленные товары (обувь, одежда и пр.).
В уральских продовольственных магазинах “свободной” продажи
(без шумных, многолюдных очередей) самых простых товаров уже давно (
еще до войны) не было.. Теперь горожане надеялись, что карточки
несколько улучшат торговлю нужными товарами. В нашем городе
“бумажные талоны” появились не первого сентября (срок, определенный
правительством), а с заметным опозданием - в конце октября - начале
ноября...
На нашего отца некогда знакомая, но ставшая уже непривычной
“продуктовая ситуация” подействовала угнетающе. Он вспоминал
недавнее прошлое , когда уральцы так же, как сейчас, покупали
(“получали”) хлеб, муку и пр. по карточкам: “ Стыдобушка, а не власть.”
И, конечно, сравнивал нынешнее время со “старым”: “До вашей
революции хоть весь город завали хлебом.. На базаре десятки возов
стояли. А нонче?.” О современной жизни отец старался говорить как
можно меньше.. Видимо, опасался сказать что - то лишнее.. Но все же,
сравнивая “прежнее” и “нонешнее”, замечал: “Не все ладно...Совсем не
так, как надо... .Чистый кавардак....”
В те дни, когда уральцы получали продовольственный “документ”,
неожиданно выяснилось, что отец якобы не был мобилизован в “трудовую
армию”, а работал в военкомате как “вольнонаемный извозчик”. В
середине сентября его уволили “в связи с сокращением штатов”. И отец не
попал в “ важную бумагу” военного времени - официальный список
будущих
“владельцев”
продовольственных
карточек...
Военные
чиновники, официально отправив
об увольнении и новой “свободной жизни”. Он продолжал добросовестно
исполнять свои обязанности в военкомате, хотя формально считался
безработным. Лишь в середине октября выяснилось, что карточка ему
(вместе с ним маме и мальчишкам) “не положена ...”
Странное положение отца длилось более двух месяцев. Лишь в начале
42-го года оно определилось: отца вновь отправили в “трудовую армию”.
Он оказался в обмундировальной мастерской ЮжУрВО (Южно -
Уральский военный округ). Ее руководитель (майор) рассматривал отца
как обычного “мобилизованного” работника, имеющего право на
получение “строго нормированных” продуктов...Только “для себя”, но не
для членов семьи...
166
С большим трудом, после неприятных объяснений в кабинетах Шуре
удалось доказать директору и парторгу фабрики, что она - единственная
“кормилица” в семье, что на ее иждивении - не только дочь, но и мать и
три брата. Сестре предложили написать заявление. В нем она повторила
все то, что говорила - и не раз - при встречах с руководителями
предприятия...Последние, наверное, приняли во внимание тот факт, что
Шура - известная в городе стахановка и первая - среди работниц
“Красного Октября”.. Все члены нашей семьи, кроме отца, благодаря
энергии и авторитету дочери - сестры получили хлебные карточки (одна -
рабочая, две - иждивенческие, три - детские).
16
Зима 41-го года наступила неожиданно, стремительно быстро. Ее
ждали после Октябрьских праздников, но она заявила о себе в самом
начале ноября.. Резко похолодало... По утрам вода, оставленная на ночь во
дворе, замерзала, быстро превращаясь в лед... В соседнем квартале мороз
“построил” из старой лужи небольшой каток. Мальчишки каждый день,
забыв о войне, шумно, увлеченно играли на нем: катались на ботинках (без
коньков), гоняли небольшими “самодельными” клюшками резиновый мяч.
Отец, недовольный “увольнением” из военкомата, не раз строго говорил
мальчишкам: “Нечего портить обувь... Протрете подошвы до стельки.. В
чем будете потом ходить?.. Новую теперь разве купишь?..” Но я и
младший брат старались не слышать давно знакомых слов: торопливо
обедали - и убегали на улицу.. Приближалось время, когда нужно было
доставать коньки из темного чулана и готовиться к настоящей зиме..