Мы вернемся, Суоми! На земле Калевалы
Шрифт:
Сара взял свой багор и пошел на пост. Он думал о том, что восемь марок за час вместо четырех было бы не так плохо, а при четырнадцати часах это означало сто двенадцать марок в сутки; из них пятьдесят можно было бы посылать старикам, и те смогли бы хоть несколько дней в году не работать.
Каллио после этого разговора стал клеймить бревна на выбор, если вблизи не было десятника.
Они спали в душной баньке — и десятник с ними и еще три человека, спали все вповалку, не раздеваясь.
И вот однажды Инари, лежавший
— Моему старику в это лето односельчане разрешили косить траву на межах. Со всех межей деревни он может себе собрать сено.
Сказав это, Сара повернулся на другой бок и захрапел. И уже в полусне слышал Каллио, как вполз и стал пристраиваться рядом с ним Инари, который был совершенно мокрый.
— Что с тобой? — удивился Каллио.
— Да так, ничего, выкупался, спи.
— Зачем же в одежде?
— А чтобы насекомые захлебнулись, — усмехаясь, сказал Инари.
Каллио проснулся, когда солнце уже сияло над лесом, серебром играла река и бревна шли сплошной массой.
В тот день приехал представитель акционерного общества и стал уговаривать всех сплавщиков приняться за одну работу сверхурочно.
Весенним разливом занесло много бревен на крестьянские поля. Бревна мешали вспашке. Нужно было их выкатить обратно в реку. По всему течению — на полях и на берегах — пропадали тысячи бревен раннего сплава, и среди них был драгоценнейший выборочный палубник.
Акционер просил рабочих взяться за работу.
— Мы и так работаем много, а денег не видим, — с досадой сказал Сара.
А Каллио спросил:
— Сколько дадите?
— Чего спрашивать! Мы сами не возьмем меньше марки за штуку, да к этому еще и плата за час, — резко заключил Инари.
Акционер промолчал, встал и, размахивая руками, пошел по берегу с десятником. Десятник скоро возвратился и сказал Инари:
— Как ты дымом из моей трубки не поперхнулся, прежде чем такое сказать? Ведь сколько это будет одно бревно стоить?
— А меня это не касается, — ответил Инари и прибавил: — Возьми свою трубку обратно, а то и впрямь когда-нибудь поперхнусь.
Десятнику стало стыдно. Морщины сбежали к переносице, и он шутливо ответил:
— Что подарено, то подарено.
Тогда Инари отдал трубку Каллио, и Каллио был очень рад. Никогда в жизни у него не было такой хорошей, обкуренной трубки. Но когда он развязал кисет, чтобы набить трубку табаком, прибежал один совсем молодой парнишка и закричал:
— Закрывайте ворота, закрывайте запань, у порога залом!
Все заняли свои места и спокойно закрыли проход. А бревна все подходили. Акционер заволновался.
Каллио,
Сучья цеплялись за одежду и хлестали по лицу, корни хватали за ноги, и тонкая весенняя паутинка блестела на солнце. У порога беспомощно суетились люди. Так бывает только при большом несчастье.
К Инари подошел остролицый, с совсем белыми, льняными волосами сплавщик.
— Это ты сделал, Сунила? — спросил шепотом Инари.
— Угу.
— Молодец. Мои бревна проходили здесь? — прошептал Инари.
Каллио краем уха слышал весь разговор, но ничего не понимал. В самом деле, Инари такой же сплавщик, как и он, и, однако, чем-то не похож на других, имеет какие-то секреты.
— Проходили, — так же шепотом отвечал Сунила, — действуют превосходно. И внизу действуют. Думаешь, этот напрасно сюда приехал? — и он глазом указал на акционера.
Тот уже бегал по берегу и просил, чтобы кто-нибудь взялся уничтожить залом, потому что нельзя задерживать сплав.
Каллио не раз видел заломы и даже два раза сам их разрушал, но такого большого ему еще не приходилось видеть.
Что такое залом?
Какое-нибудь бревно наткнулось на камень порога, затормозило свой быстрый бег и остановилось. На него натыкаются бревна, идущие позади непрерывным потоком, и каждое останавливается и останавливает другие. Прошло не более двух часов, как начался залом, а уже выросла гора бревен, и она растет с каждым мгновением. Растет вверх, выше и выше. А лес все подходит.
— Хорошо, что запань закрыли, — бормочет десятник, и крупные капли пота проступают на лбу.
— Если так оставить его, — говорит Сунила, — то он вырастет вверх, как дом банка в Улеаборге, и под водою дойдет до дна. Я это дело знаю.
Залом расширяется; бревна примыкают слева и справа, они стонут, кряхтят, белая пена полощет порог.
Акционер мечется на берегу. Он застрелил бы того негодяя, который упустил этот залом. Он превосходно знает, что, если спохватиться вовремя, простой сплавщик может ударить первое бревно, и все потечет своим порядком, и молевой сплав пойдет спокойно по реке. Но он знает, что если сейчас ругаться и угрожать, то дело будет проиграно, никто не станет рисковать собою, чтобы разбить залом.
И поэтому акционер бегает по берегу и умоляет сплавщиков помочь, пока еще не поздно, пока еще можно сбить залом.
Все стоят — кому охота рисковать жизнью! — а бревна подходят и подходят, и залом трещит, скрипит, стонет, и белая пена моет порог. А Каллио смотрит на Инари и думает: «Ну, теперь тебе секреты не помогут».
В это время у запани тоже накопляется задерживаемый воротами сплав. И Каллио видит: Инари отводит Сунила подальше от берега, вытаскивает листки бумаги и передает их ему, а затем идет обратно к берегу, подходит к акционеру и говорит: