Мытарства

Подъячев Семен Павлович

Два какихъ-то субъекта, одинъ пожилой, корявый, съ огромнымъ краснымъ носомъ и толстыми губами, другой — молодой, худой и длинный, съ наглыми на выкат глазами и съ какой-то странной, точно выщипанной бороденкой, ростущей не такъ, какъ у людей, а какъ-то чудно, какими-то рыжевато-бурыми клочьями тамъ и сямъ, — стояли на нижнихъ ступенькахъ лстницы и разговаривали… Говорилъ собственно одинъ молодой, а пожилой только поддакивалъ да смялся… Отъ нечего длать я сталъ слушать.

— Спрашиваетъ она у меня, — говорилъ молодой, продолжая раньше начатый разговоръ, котораго я не слыхалъ. — «Гд же вы живете?» — Возл рчки, возл мосту, — говорю ей, — сударыня-съ… «Какъ же такъ?» — Да такъ-съ… У меня домовъ, какъ у зайца ломовъ… «Ахъ, бдный, бдный!… тяжело вамъ, я думаю?» — Чтожъ длать, сударыня-съ, Господь терпть веллъ… «Ну, а чмъ же вы занимаетесь»? — Выхожу одинъ я на дорогу, сударыня-съ…

— Го, го! — заржалъ пожилой, — это ты ловко… ну?..

—

Ну и того… тары бары, на дв пары… то се, пято десято… Вижу, барыня дура… Сударыня, говорю, явите Божескую милость, не дайте душ хресьянской замерзнуть, позвольте ночевать?.. А паспорта у меня, понимаешь, нтъ… Думаю: ну, какъ спроситъ? нтъ, не спросила… «Ночуйте, ночуйте, голубчикъ», говоритъ… И все, понимаешь, на «вы» со мной… Потха!..

— Го, го, го! — опять заржалъ пожилой, — вотъ такъ вы!… вы!… ахъ чтобъ тебя!.,

— Ладно… Положили меня въ людской… Вижу, народу нтъ никого… одинъ кучеръ, да и тотъ пьяный спитъ безъ заднихъ ногъ… Масляница: народъ, извстно, гуляетъ… Ладно… Ночью я, не будь дуракъ, снялъ съ себя одяніе свое стрлецкое, нарядился въ кучеровъ пиджакъ… валенки съ печки снялъ, полушубокъ… айда!… наше вамъ почтеніе!… Живо до города десять верстъ отмахалъ… у Сычихи ночевалъ… утромъ съ Володькой борзымъ все и пропили…

— Ловко!… ха, ха, ха! Вотъ, чай, барыня-то?.. «голубчикъ, голубчикъ… «вы»… вотъ те «вы»… Го, го, го!..

XVIII

Когда вс отобдали, я опять вошелъ въ столовую и хотя съ трудомъ, но все-таки разыскалъ себ мстечко въ углу на кончик скамьи за однимъ изъ столовъ, твердо ршивъ не сходить съ него до вечера.

Облокотившись на столъ, я задумался, глядя на шумвшую, какъ пчелиный рой, толпу людей, и долго сидлъ такъ… Мн стало грустно и стыдно, — что я допустилъ себя до всего этого и не имю теперь возможности уйти… Сердце мучительно ныло, когда я мысленно переносился домой, въ кругъ своихъ близкихъ, родныхъ…

Голосъ слва, раздавшійся такъ рзко, что я вздрогнулъ, надъ самымъ моимъ ухомъ, вывелъ меня изъ задумчивости.

— Землячекъ, а, землячекъ, ты чего это носъ-то повсилъ?..

Я обернулся и увидалъ какое-то квадратное, обросшее рыжими волосами, улыбающееся лицо стараго мужика. Глаза у него какъ-то странно, точно онъ игралъ ими, то закатывались кверху подъ лобъ, оставляя одни только блки, то сурово спускались внизъ, при чемъ рыжія, необыкновенно густыя брови свирпо хмурились… Толстыя красныя губы улыбались и какъ-то смшно оттопыривались подъ самый носъ — маленькій и сизый, похожій на грецкій орхъ…

Онъ повторилъ свой вопросъ и, видя, что я не отвчаю, заговорилъ снова.

— Тебя какъ звать-то?.. Брось думать-то! Э, милый, вс мы люди и вс человки: съ кмъ грхъ да бда не бываетъ… Пройдетъ все… опять на дло поступишь: ты человкъ, вижу я, не глупый… Не вшай головы, не печаль гостей!… Пропился, знать, ась?

И, видя, что я опять не отвчаю, онъ продолжалъ:

— Вс мы такъ-то… не одинъ ты… Эва народу што, а спроси у любого, какъ, молъ, сюда попалъ? — по пьяному длу!… Вс мы по пьяному длу… Просты мы ужъ очень… слабы… къ вину предвержены… Женатъ?..

— Женатъ.

— А зять есть?

— Нтъ, зятя нту.

— Нту?.. говори слава Богу…

— Что-жъ такъ?

— А такъ… зять, я теб прямо, милый, атлепартую: ядовитая штука… особливо богатый… заноза!… Я, можетъ, черезъ зятя-то и пропадаю…

— Какъ такъ?

— А такъ… ты слушай… Ты мн вотъ человкъ чужой, впервой тебя вижу, а душа у меня къ теб лежитъ… родные-то нонче хуже чужихъ… Опять и такъ сказать: понятія у нихъ нтъ, т. е. насчетъ хоть бы вотъ нашего брата… По ихнему пропился — и больше ничего, никакой къ человку жалости нтъ… Хоть издохни!… «Такъ и надо, скажутъ, за дло»… Видно, кто въ этой шкур не бывалъ, на мороз не дрогъ, тотъ нашего брата постигнуть и понять не можетъ… потому — душа зачерствла… Говорится пословица: окрпнетъ человкъ — крпше камня, ослабнетъ — слабже воды… По Христову ученью какъ? знаешь?.. прощай человка во всемъ, несчетное число разъ прощай, а они разу не простятъ… зачерствли!..

Онъ помолчалъ, досталъ тавлинку, понюхалъ, заморгалъ глазами часто-часто, крякнулъ и опять началъ, не торопясь, съ разстановками, степенно и внушительно, точно попъ съ амвона:

— ІІІуринъ у меня есть… Епаломъ звать… допрежь его Епалкой звали. а теперича Епаломъ Митричемъ величаютъ… живетъ здсь, въ Москв на хорошей линіи, управляющимъ домовымъ на Петровк… Сестра моя Грушаха за ёмъ… Ну, только жисть ея хвалить погодить… прямо надо сказать — желтенькая жисть!… Спуталась она съ нимъ въ двкахъ… дура баба, извстно… Ну того… затижалла… Онъ, не будь дуракъ, хотлъ было того — улизнуть;… отвертться, бросить ее. Да нтъ, стой, — шалишь!. Не на такую нарвался… сичасъ она, другъ милый, того… куда слдуетъ жалобу… Такъ и такъ, говоритъ, у меня документъ есть, собственноручный его, что жениться хотлъ… Опять, говоритъ, на Царицу Небесную

Матушку Казанскую клялся… Портниха она, Грушаха-то, съ измалтства въ Москв, порядки знаетъ… Ну, отлично… Туды, сюды… анъ, врешь — женись! Такъ и женился… ничего не попишешь… Я въ т поры жилъ ничего, хорошо, исправно. Мастеровой я… по конапатному длу, конапатчикъ… Деньжонки у меня о ту пору, прямо теб скажу, были… Виннымъ дломъ я мало зашибался, — гроза надо мной была: баба, жена — покойница, царство небесное… Отлично. Свадьбу надо играть, а у него, у шурина-то, волкъ его съшь, денегъ нтъ… Вретъ ли, въ заправду ли, а только говоритъ: нтъ и нтъ… Дло-то опосля узналось — совралъ онъ… тнь, тоись, одну наводилъ… Ну что жъ, думаю, надо человка выручить по родственному… Далъ ему.

Онъ опять помолчалъ и опять понюхалъ табачку.

— Сто бумажекъ ему, не за столомъ сказано, чорту, собственноручно всучилъ… Отлично!… Сыграли свадьбу. — Онъ меня такъ на рукахъ и носитъ… такой, сякой, немазаный, шуренокъ, родной! — Ладно, молъ, хорошо!… Ну стали они жить: жена на машинк трыкъ, трыкъ… Онъ на линію попалъ… зафортунило ему… Знаешь, какъ пойдетъ линія, играетъ и глиняна… Одначе денегъ мн не отдаетъ… Не отдаетъ да и все!… нту и нтъ… «Погоди, говоритъ, отдамъ, ужли зажилю»… Ну, водочки мн поставитъ, закусить, то, се, умаслитъ: министръ, а не мужикъ… Тянулъ, тянулъ. Старуха покойница подомъ стъ меня: «завыли наши денежки»!… Захворала инда отъ этого. А можетъ и отъ чего другого, только похворала, похворала да и съ копыльевъ долой… отдала Богу душу… Загоревалъ я… закургузилъ… нынче выпить, завтра съ похмелья… Денежки таютъ… Думаю себ: ладно, у шурина есть… Пить да пить, милый, пить да пить… втянулся!… На Хиву попалъ, потерялъ ликъ человчій… въ люди ужъ совстно идти, — нагъ, босъ, трясеніе во всхъ суставахъ… Но, однако, разъ собрался, отрезвлъ, ужаснулся самъ на себя… Пойду, думаю, къ шурину, возьму свои деньги, поступлю въ монастырь къ преподобному Мефодію на Псношу… Тамъ, знаю, возьмутъ меня… Тамъ и косточки похороню, думаю… Пошелъ вечеромъ къ нему… днемъ то не ловко: ужъ очень я того, оборвался… Прихожу. Ну, здорово живете! Посмотрлъ онъ на меня: «ты кто, говоритъ, такой?..» Какъ кто?.. возьми глаза въ зубы… шуринъ твой Никифоръ!… «Буде, говорить, врать то»… Да что ты, говорю, Епалъ, аль блены обълся?. За деньгами я къ теб пришелъ… «За какими деньгами»? За своими. За долгомъ. «Что ты, говоритъ, золотая рота, какой долгъ?.. Ничего я теб не долженъ»! Побойся, говорю, Бога, сестра вотъ свидтельница… Сестра молчитъ, ни чукнетъ… голову наклонила: покраснло у ней все рыло, какъ зарево… «Уходи, онъ говорилъ опять, пока цлъ»… Заплакалъ я… На колнки передъ нимъ всталъ, на старости лтъ, передъ жуликомъ… прошу, плачу… Да гд же! ншто проймешь душу человчью, коли она зачерствла… Не далъ… отперся… кликнулъ пошелъ дворниковъ… «Выведите, говоритъ, его за ворота, да дайте ему хорошаго раза»… Ну дворники, извстно, рады… имъ потха… вытащили меня за калитку да и давай вваливать… Отвсили разовъ пятокъ, пустили… Эхъ, обозлился я о ту пору… Да… а, что станешь длать?.. Ну, думаю, пропадай! Взялъ, понимаешь, впервой отъ роду, всталъ на углу Столшникова переулка, у церкви то… знаешь?.. началъ просить Христовымъ именемъ… И задалось мн на диво… какой-то баринъ цлковый далъ сразу… Рупь семь гривенъ, живымъ манеромъ подстрлилъ я о ту пору… Ну, извстное дло, куда идти?. Одна нашему брату дорога не заказана — въ трактиръ… Думаю себ, выпью водочки для храбрости, куплю ножикъ, заржу пойду его анафему… Пришелъ въ трактиръ выпилъ сотку, мало показалось, еще выпилъ… а тамъ еще… до сыта налакался… вс деньги ухнулъ… По утру въ части проснулся… Вотъ вдь какое дло!..

— Видаешь его когда?

— Нтъ… Господь съ нимъ… На што онъ мн?.. А что, другъ, — добавилъ онъ, помолчавъ, — не подремать-ли намъ пока, а?.. До ужина то далеко…

И, говоря это, онъ положилъ «кренделемъ» на столъ руки, ткнулся въ нихъ головой и вскор захраплъ…

XIX

Я хотлъ было послдовать его примру, но не могъ и вышелъ изъ столовой на крыльцо…

Постоявъ здсь съ полчаса, я думалъ было идти обратно, потому что озябъ и что-то стало у меня покалывать въ боку, какъ вдругъ увидалъ идущую подъ горку къ крыльцу, гд я стоялъ, высокую женщину, закутанную въ срую шаль… На рукахъ она несла грудного ребенка и вела за ручку двочку, худенькую и крайне бдно одтую… Подойдя къ крыльцу, она остановилась и спросила у меня, съ трудомъ выговаривая слова отъ усталости и тяжело дыша, какъ загнанная лошадь:

— Батюшка, здся столова, ай нтъ?..

— Здсь.

— Скажи ты мн на милость, какъ мн мужа сыскать?..

— А онъ здсь?

— Здся… Я доподлинно узнала… здся онъ… Охъ, отъ Калуцкихъ воротъ шла… смерть моя! Какъ мн его увидать-то, разбойника?!

— Спросить надо… тутъ народу много… Иди за мной.

Я ввелъ ее въ столовую. Она, робя, остановилась въ дверяхъ. Вроятно, этотъ шумъ и видъ множества такихъ «страшныхъ» людей поразилъ ее… Ее сейчасъ же окружила толпа любопытныхъ.