Мытарства
Шрифт:
Наконецъ, мы свернули съ шоссе влво и, пройдя немного темнымъ и узкимъ переулкомъ, остановились у воротъ… Сторожъ отперъ ихъ, и мы вошли въ какую-то пустынную и длинную аллею. Огромныя, высокія сосны глухо шумли вершинами… За деревьями вправо виднлись развалины не то какого-то строенія, не то забора, — трудно было разобрать въ темнот… Дальше, на лво были небольшіе дома, а еще дальше, прямо въ глубин, куда «гнали» насъ, виднлась какая-то огромная масса строеній… Мы подошли къ этимъ строеніямъ, свернули влво, мимо огромной, высокой, фабричной трубы и, повернувъ вправо, за
Столовая эта, уставленная поперекъ длинными, узкими столами и скамейками, состояла изъ двухъ большихъ съ низкими, темными потолками комнатъ. Въ прежнее время здсь, вроятно, была какая-нибудь фабричная мастерская. Голыя стны съ обвалившейся кое-гд штукатуркой выглядывали чрезвычайно мрачно… Точно такъ же были мрачны и высокія, съ одной только правой стороны, окна, съ большими стеклами, въ красныхъ переплетахъ рамъ… Холодомъ и сыростью несло отъ каменнаго, выстланнаго большими срыми плитами пола. Вообще, вся эта столовая производила какое-то до крайности тягостное и тоскливое впечатлніе, точно тюрьма или затхлый могильный склепъ.
Надзиратель вмст съ другимъ человкомъ, худощавымъ, съ злыми бгающими глазами, одтымъ въ коротенькое полупальто, слъ къ столу, досталъ изъ сумки бумагу и началъ выкликать по фамиліямъ. Мы подходили… Одтый въ полупальто, человкъ окидывалъ глазами каждаго изъ насъ съ ногъ до головы и записывалъ себ въ какую-то тетрадку наши костюмы.
— Штаны какіе? — спрашивалъ онъ.
— Черные!
— Полушубокъ?
— Нтъ… Пиджакъ.
— Сапоги?
— Чюни.
— Проходи… Слдующій!..
Когда все это окончилось, насъ, голодныхъ, озлобленныхъ, усталыхъ, «погнали», наконецъ, на покой, въ спальню.
— Маршъ на спальню въ 15 No! — крикнулъ надзиратель, и мы вс, толкаясь и спша, хлынули изъ столовой.
— Слава теб, Господи, — подумалъ я, — наконецъ-то, отдыхъ!..
XV
Я побжалъ вслдъ за другими, черезъ дворъ, мимо трубы, къ тому угловому огромному, красному дому, мимо котораго мы проходили ране, идя въ столовую.
По узкой, вонючей и скользкой лстниц я, вслдъ за другими, взобрался на третій этажъ, вошелъ въ помщеніе спальни — и… остановился, пораженный картиной, которую увидалъ.
На меня пахнула цлая волна затхлыхъ, вонючихъ испареній и дыма, смшанныхъ съ шумомъ и крикомъ множества людскихъ голосовъ. Сквозь густой и зловонный туманъ глаза мои съ трудомъ могли разглядть огромную длинную камеру, со сводчатымъ потолкомъ, поддерживаемымъ деревянными столбами, раздленную на три помщенія.
По обимъ сторонамъ этой камеры, оставляя проходъ посредин, стояли сдвинутыя попарно вплотную койки. На койкахъ, подъ койками, на полу, въ проход, везд, гд только было свободное мсто, валялись люди…
Многіе спали… Но нашъ приходъ, приходъ 147 человкъ, которые, какъ зври, ворвались въ спальню, разбудилъ всхъ.
Надо было торопиться и искать, гд бы приткнуться и лечь на ночь… Я прошелъ, шагая черезъ ноги валявшихся на полу людей, въ самое дальнее помщеніе спальни и нашелъ тамъ себ мстечко на полу, въ проход около двухъ крайнихъ, сдвинутыхъ вплотную, коекъ… Одна изъ нихъ была порожняя, а на другой полулежалъ, облокотившись на руку, и курилъ, глядя на меня, какой-то красивый молодой человкъ, въ грязной рубах съ разстегнутымъ воротомъ.
Я снялъ съ себя полушубокъ, положилъ его шерстью вверхъ на полъ, слъ, снялъ чюни, положилъ ихъ въ головы подъ полушубокъ и хотлъ было ложиться, какъ вдругъ, человкъ, сидвшій на койк и не спускавшій съ меня глазъ, сказалъ, дотронувшись до моего плеча рукой:
— Послушайте-ка… Ложитесь вотъ на эту койку… Она порожняя… На ней никто спать не будетъ, потому что слесарь, который на ней спалъ, попалъ сегодня въ больницу, и поэтому не придетъ, а я говорю всмъ желающимъ лечь на ней, что она занята… Ну, а васъ мн почему-то жалко… Вы точно мертвецъ… Ложитесь!..
Понятно, я съ радостью согласился и, поднявъ свой полушубокъ, слъ на койку, глядя съ особеннымъ любопытствомъ на человка, такъ стати предложившаго мн это мсто.
Онъ былъ высокъ и очень красивъ. Съ виду ему было лтъ 30. Наружность его рзко выдлялась изъ окружающей среды. Лицо его было худощаво и нжно… Продолговатые черные глаза глядли задумчиво и строго… Въ нихъ мелькало какое-то особенное полупрезрительное выраженіе.
— Полушубокъ-то вы свой подъ кровать бросьте! — сказалъ онъ съ улыбкой на тонкихъ и блдныхъ губахъ. — Я по опыту знаю: наскомыя съдятъ васъ… Вотъ, поносите денька два-три, узнаете и сами… Бросайте его подъ койку къ чорту и ложитесь… Курить хотите?..
Я взялъ отъ этого неожиданнаго «благодтеля» папироску и съ наслажденіемъ, понятнымъ тмъ, кто куритъ, нсколько разъ затянулся такъ, что у меня пошла кругомъ голова и зарябило въ глазахъ.
— Ну, что новенькаго въ Москв? — разсказывайте-ка!… - сказалъ онъ и потянулся на койк всмъ своимъ тонкимъ и длиннымъ тломъ. Или вы, можетъ быть, спать хотите, а?.. Такъ я вамъ скажу, что наврядъ ли заснете… Во-первыхъ, потому, что шумъ смолкаетъ только подъ утро, а во-вторыхъ, не дадутъ клопы… Безъ привычки не заснешь… Ну, привыкнете, тогда дло десятое… Вы полицейскій?..
— Нтъ, доброволецъ.
— Гм! Охота вамъ была въ этотъ адъ идти. Умете что-нибудь длать?.. Мастеровой?
— Нтъ.
— Это и видно… Что-жъ, чернорабочимъ записались? Гм!… А прежде гд жили?.. Служили гд-нибудь на мст, да?
Я удовлетворилъ его любопытство и, помолчавъ, сказалъ:
— сть страшно хочется… Цлый день ничего не лъ… Насъ нигд не кормили.
— Такъ вы давно бы сказали! — воскликнулъ онъ. — Чудакъ вы… У меня хлбъ есть… Хотите? Цлая пайка… Я въ карты ее выигралъ… Вотъ! — Онъ досталъ изъ-подъ изголовья большой квадратный кусокъ чернаго хлба и подалъ мн. — Нате вамъ и кружку, — добавилъ онъ, доставая ее оттуда же. — Сходите, вонъ тамъ, въ ушатахъ, вода стоитъ, зачерпните и валяйте!