На афганской границе
Шрифт:
— Короче, при всех неловко, — замялся Ваня, — но я прощения хотел попросить. Тут сразу понятно — мои не правы были. Набрались беленькой, вот ум за разум и зашел. Да и я не лучше. Не узнал тебя, когда услышал, что наших бьют. Вот и кинулся.
Смущенный Ваня улыбнулся. Прятавший до этого взгляд, теперь он все же заглянул мне в глаза.
— А ты молоток, — Ваня ткнул меня в плечо большим кулаком. — Шестерых бугаев раскидал. Хоть и пьяных, но все равно. Не зря каратистом сделался.
— Ну, вы держались молодцами. И на
Ваня хмыкнул.
— Захваливаешь. Ой, захваливаешь! — С веселым прищуром проговорил он, но сразу посерьезнел. — Короче, спасибо, что не стал зла держать. Что не закусил удила и не позволил нас с поезда ссадить. Вот был бы номер: хрен знает какое село, ниче вокруг непонятно, а надо как-то до дому добраться.
— Знаем. Плавали.
— В смысле? — удивился Ваня.
— Долгая история.
Он поджал губы, покивал.
— Короче, если этого не сделаю, совесть меня заест, так и знай. Надо мне от такого поганого чувства стыда как-то избавиться. Чтобы я себя перед тобой должным не считал.
Ваня рассмеялся.
— Уж я бы, на твоем месте, таких бы дураков, как мы, не задумываясь с поезда ссадил.
— О чем это ты?
— На вот, — Ваня полез в карман, — прими это, пожалуйста.
Глава 9
Ваня извлек на свет часы.
— Вот, вчера выменял. У салаги одного, — похвалился Ваня. — У него такое похмелье было, что глаза на лоб лезли. А денег на водяру не осталось. Вот я и сменялся за две бутылки.
На широкой ладони дембеля покоились наручные часы «Восток Амфибия» в корпусе «Бочка». У них был металлический блестящий корпус, такой же браслет и черный циферблат со светящимися метками и стрелками.
— Не жалко? — Спросил я с ухмылкой.
— Жалко. Но когда душа не на месте, жальче получается, — улыбнулся челкастый Ванек. — Бери-бери. Я ж говорю, не хочу быть тебе должным.
Пожав плечами, я взял часы, надел на левую руку. Браслет, видимо, был уже отрегулирован и на удивление сел как влитой. Я почувствовал приятную тяжесть часов. Полюбовался красивым выпуклым стеклом из плексигласа.
В 90х, было у меня время, когда я увлекался часами. Даже небольшую коллекцию собрал из трех штук. И про уважаемые даже после развала страны «амфибии» я знал. Была у них интересная фишка конструкции. На первый взгляд недорогое, акриловое стекло имело необычную конструкцию.
Оно способствовало тому, что при погружении на глубину, под давлением сильнее прилегало к корпусу, тем самым увеличивая водонепроницаемость часов с каждым метром. Вот уж смекалка советских инженеров-часовщиков. Ничего не скажешь.
— Водонепроницаемые, — пояснил Ваня. — Носи на здоровье. Ну и на нас зла не держи.
— Не держу.
— Ну и отлично. Так что? Извинения, я так понимаю, приняты?
— Приняты, — я кивнул.
— Хорошо. Этого мне и надо было.
— Ну ладно,
Дембеля сошли следующим утром. К обеду вышли все лишние призывники, и мы снова остались вдвадцатером.
В веселой компании я даже не заметил, как плавно изменился пейзаж за окном. Леса Сосен, березок я вязов средней полосы сменились на сухие степи, утыканные желтым полукруглым кустарником. Время от времени попадались кривенькие деревья. Вдали, на горизонте, высились суровые горные цепи. Они блестели белыми вершинами.
А однажды мы даже проехали большое и гладкое, словно зеркальце, озеро.
Дорога подходила к концу. Мы въехали в Таджикскую ССР.
— Подъем! — Разбудил меня резкий крик Машко.
Я разлепил глаза. В вагоне было тихо и темно. Поезд стоял. Тишина, однако, продолжилась недолго. Почти сразу вокруг засуетились.
Я видел, как Дима Ткачен, лежащий на верхней полке, напротив меня заворочался. Недовольно закряхтел, переворачиваясь на другой бок. Парни, ехавшие снизу, почти сразу поподскакивали.
— Приехали, товарищи призывники! — Голосил Машко, — манатки свои в зубы и на выход!
Я тут же глянул на часы. Подходило пять утра. Стоит ли говорить, что я заблаговременно подвел их по душанбинскому времени.
Я натянул свитер, взял куртку и почти пустой вещмешок. Спрыгнул с верхней полки.
Лейтенант торопил нас высаживаться, потому и вагон покинули мы быстро. Построились снаружи, и Машко, в очередной раз принялся нас пересчитывать.
Я заметил, что остановились мы отнюдь не в городе. Это был небольшой безлюдный полустанок где-то в глуши. Только почти черный в темноте газон урчал двигателем в сторонке да подсвечивал перед собой землистую дорогу.
— Ну вот и приехали, — прошептал мне сонный Васек Уткин. — Поспать бы еще. Интересно, сколько до отряда?
Я и так знал, где мне предстоит служить. Московский пограничный отряд ждал нас. Остальные призывники должны были оставаться в неведении по этому поводу, но слухи разнеслись быстро.
Пусть Машко и не хотел распространяться, но его сержант Свиридов уже давно проболтался по поводу места назначения. К концу пути ни у кого не было сомнения, что дорога нам лежит на советско-афганскую границу. Ожидаемо не нашлось парней, распереживавшихся по этому поводу. Все стойко приняли свою судьбу.
После всего случившегося на поезде, Машко стал злой и нервный. Казалось, хотелось ему побыстрее отвязаться от нас. Или, по крайней мере, от меня. Не раз и не два старлей зыркал в мою сторону беспокойным хмурым взглядом.
— Значит, слушай мою команду! — Начал он перед строем, — как только поезд отойдет, всем загрузиться в машину! А до того, не разделяться! Стоять на платформе! Еще не хватало, чтобы по темноте кто из вас жопой на дикобраза сел!
— А тут что, дикобразы водятся? — Сглотнул Уткин.