На бывшей Жандармской
Шрифт:
В это время из ворот строем выходили красногвардейцы.
— Гляньте, безусое войско идет, — заметили рабочие, приглядываясь к ребятам.
— Никак твой в первом ряду. Вон как топает.
— Верно. А вон и мой.
— Прекратить разговоры в строю! — повысил голос Владимир Могилев.
Отряды молча прошли один мимо другого.
Федя скосил глаза и не поверил сам себе, даже с ноги сбился: в самом хвосте вышагивали Николка и Ахмет. Вид у них был очень важный и серьезный. Только на плечах
— Ахмет! Николка! Как вы сюда попали? — не выдержал Федя.
— А-а, Федорка! — обрадовался Ахмет. — Нам винтовка дадут. Воевать будем!
Федя даже расстроился от неожиданной встречи с друзьями. Идут в самделишном строю вместе с большими. А он с мелюзгой в игрушки играет. Правда, Николка с Ахметом года на четыре постарше его будут. Зато ростом он вот-вот их догонит.
Об этом думал Федя, ожидая отца.
— Папа, правда, что Николку с Ахметом в Красную гвардию взяли? И винтовки дадут?
— До красногвардейцев им еще далеко. И до винтовок тоже. Но пусть учатся военному делу, ребята шустрые. Ахмет к железнодорожникам в отряд просился — не взяли, мал еще. Тогда на завод явился: хочу стать красногвардейцем и все тут. За Советскую власть, говорит, драться буду. Потом и Мыкола прибежал: Ахмета приняли и меня примите… Стараются хлопцы, ни одного занятия не пропускают, — рассказывал отец, а сам так хорошо улыбался.
— Подрасту немного, тоже в красногвардейцы попрошусь. Как Ахмет с Николкой, — решил Федя.
Незваные гости
Старый фонарщик был доволен работой расторопного помощника. Он часто доверял ему самому зажигать фонари и тушить их, оставляя за собой лишь «хрупкую» работу — чистку закоптелых стекол. Ахмету эта должность нравилась еще и потому, что он первым узнавал все новости на станции.
— Чехи приехали. Мно-ого! — сообщил Ахмет Николке, еле переводя дух от быстрого бега.
— Чехи? Какие чехи? Кто тебе сказал?
— Не знай какие. Люди… Сам видел. Говорят не татарски, не русски. Мно-ого! Айда глядеть.
Когда подростки прибежали на станцию, к чешскому воинскому эшелону подошел еще один, такой же длинный.
Из открытых настежь дверей товарных вагонов с котелками и фляжками выпрыгивали солдаты в темно-зеленых военных френчах, в ботинках на толстых подошвах. На головах надеты причудливые шапочки-пирожки с большими козырьками для защиты от солнца. Солдаты не торопясь набирали под краном кипяток, громко разговаривали и смеялись.
Николка сообщил о прибытии чешских эшелонов Ивану Васильевичу.
— Говорят, а слов не разберешь. Возле вагонов столы сколотили, костерки запалили, еду варят, — докладывал он в Совдепе.
— Слыхал я об этом, звонили. Еще
— Едут и едут… — повторил Иван Васильевич и крепко потер высокий гладкий лоб шершавой ладонью.
Николка постоял еще маленько и тихо, на цыпочках, вышел из кабинета.
Чехи чувствовали себя на незнакомой станции, как дома. Солдаты стирали белье возле кранов с надписями «холодная вода» и «кипяток» и развешивали его на заборы и колышки сушить. Офицеры играли в карты, пили пиво, черпая его кружками прямо из бочек.
— Знать, надолго окопались эти транзитные пассажиры. Того и гляди беду с ними наживешь, — озабоченно рассуждали между собою железнодорожники, поглядывая в сторону эшелонов.
Вечерами Николка прибегал к Ахмету и наказывал:
— Ты поглядывай, что тут делается. И мне докладывай. Товарищ Кущенко говорит, чего-то они выжидают…
Теперь Ахмет целыми днями вертелся на станции, посматривал и считал прибывающие эшелоны. За три дня их скопилось на запасных путях восемь составов.
Раз Ахмета окликнул чешский офицер:
— Эй, малчик, хочешь? — в руках чех держал ломоть хлеба с куском тушеного мяса.
Ахмет не помнил, когда ел мясо и не стал отказываться. Да и зачем, когда угощают?..
— Спасиба… — искренне поблагодарил он.
— Кушай, кушай. Большевик так не кормят, — осклабился офицер. Ахмет понял насмешку.
— Черт-шайтан, — выругался он и, швырнув хлеб и мясо на землю, пошел прочь. Как жалел сейчас Ахмет, что уехали веселые матросы!
— Прощай, юнга. Ничего не поделаешь, служба. Поедем Дутова бить, — говорили они. Потом долго махали бескозырками всем, кто их провожал. Кабы матросы были здесь…
Так думал Ахмет, шагая вдоль вагонов. Его догнал высокий светловолосый чешский солдат и протянул кусок хлеба.
— Малчик, тебя обижаль плохой человек… На, угощайся…
Ахмет хотел отказаться. Но солдат смотрел так радушно и даже виновато, что парнишка взял хлеб.
— Спасиба, — поблагодарил он.
— Бедны люди — вот… — чех не нашел слов и сцепил руки, показывая, как они должны держаться друг за друга.
— Так-так, — закивал Ахмет головой.
…Уже около двух недель стояли на путях чешские эшелоны. Офицеры больше не сидели за картами. Многие из них разгуливали сто городу, что-то высматривали.