На Дороге
Шрифт:
Если она не сбилась со счета, то скоро перейдет рубеж последней декады. «Время течет все быстрее… Срок — весна, а сейчас самый конец осени. Значит, зимой. И будет снег», — Сильвия невольно посмотрела на руку, ища в ладони липкую кровь. Ладонь, освещенная неровным светом костра, была самой обыкновенной — ни когтей, ни чешуи.
— Не спится, детонька? — ласково спросила Авдотья, отвлекаясь от бурлящего котла. — Неудобно, чай? — В голосе скользило сочувствие. Ослик, мирно спавший у ног Сильвии, встрепенулся.
—
— Поди ж не знать! Куды ж без этого?!
Сильвия не отрываясь глядела на огонь:
— У меня в детстве… была одна сказка. В ней были кровожадные драконы и… и Герой, их победивший.
Авдотья внимательно смотрела на спутницу. Сильвия продолжила:
— В сказке говорилось, будто некогда земля наша полнилась жуткими тварями — крылатыми ящерами. Хитрые и кровожадные, они были хозяевами мира, все жили в страхе перед древним злом. Люди приносили драконам жертвы, эльфы уходили в самые недоступные места, не желая делать подношений. Между эльфами и драконами шла война, и драконы побеждали. Так было, пока не появился Великий воин, он потерял кого-то близкого в пасти чудовищ, и потому ненавидел драконов злее всего на свете. Воин сумел очистить землю от драконьего рода. С тех пор люди живут, не платя страшной дани. Знаешь эту легенду?
— Ведаю, — тихо ответила старуха.
— Как думаешь, драконы и правда были чудовищами?
Старуха покачала головой и пожевала полубеззубым ртом, ослик в ногах Сильвии снова задремал, но уши его напряженно шевелились, по всей видимости, он видел тревожный сон. Сильвия ласково погладила Остолопика.
— Моя бабка говорила, что ящуры были хищными до человечьей плоти… Что делали они с девами, отданными им на поживу, и представить страшно, — отозвалась Авдотья.
— А не помнишь ли ты, могли ли ящеры в людей обращаться?
— То бишь перекидываться, как волколаки[1], что ль? — бабка покачала головой. — Не слыхала. Ящур, он как есть ящур, разве что говорящий.
Сильвия тяжело вздохнула и снова посмотрела на ладонь.
— Детонька, что тебе за дело до ящуров? Сказку новую писать будешь?
— Только не о них… — быстро открестилась Сильвия. — Так… вспомнилось. А тот воин, он потерял возлюбленную?
На сей раз бабка долго молчала, словно что-то решала про себя. Сильвия подумала, что ведунья не услышала вопрос, как Авдотья тихо заговорила:
— У нас говорили, что у того воина был брат-близнец. Они отражали друг друга как зеркало, и не поймешь, кто отражение. Великая дружба была между братьями, вместе они сокрушали чудовищ. Пока однажды ящуры не заманили младшего в ловушку, — Авдотья помолчала. — Страх за брата лишил старшего всякого разума. В надежде найти брата живым, он заключил сделку с ведьмой, видевшей рождение
Старуха запнулась.
— На что? — Сильвия слушала, затаив дыхание.
— Продолжение себя. По зароку он отдавал Силу, вложенную Создателем, право на продолжение себя.
— И он согласился?
— Да.
— Он отдал свое бессмертие… — выдохнула Сильвия. — Высокая цена.
— Высокая и бессмысленная: его младший брат погиб — он не успел спасти… Тогда старший поклялся отомстить любой ценой. Уничтожить драконью кровь, всю, до последней капли.
Сильвия вздрогнула. Авдотья продолжила:
— Только брата это не вернуло, а проклятье колдуньи осталось.
— И проклятие не снять?
— Это цена, — пожав плечами, возразила бабка. Она пожевала губами и продолжила. — Я слышала, как кто-то врал, будто однажды родится та, что вернет ему все утраченное.
— Легенды часто врут, — остановила ведунью Сильвия. — Авдотья, пообещай мне, что, если за мной придут, ты не будешь пытаться спасти.
— Чего?!
— Ты просто возьмешь Остолопика и убежишь. Что бы он ни сделал, так должно быть. Так правильно.
— А что он могёт сделать? — настороженно спросила ведунья.
— Неважно, — Сильвия посмотрела прямо на растерянную старуху, — сбережешь мои письма, ладно?
— Так что твой изверг сделать могёт? — не унималась старуха. — Ты, что ж, преступница какая?
— Хуже, — горько усмехнулась Сильвия. — Я гораздо хуже… и тебе нельзя со мной!
— Что же это, я брюхатую девку одну на дороге брошу? — Авдотья аж раздулась от праведного возмущения.
— Тебе со мной опасно!
— Или что ж, твой изверг, супружник, видать, обманутый, меня на лоскутки порубит?
Сильвия невольно заулыбалась, дивясь проницательности бабки.
— Пойми, то, что он сделает, будет на благо всем живым. Авдотья, это важно!
Авдотья покачала головой:
— А другой где будет? — неожиданно спросила бабка. Сильвия вздрогнула и залилась краской стыда. Может, она по ночам разговаривает, откуда Авдотья все знает?! Потом вдруг погрустнела:
— Он, он не придет.
Остолопик неожиданно подскочил и дико посмотрел на Сильвию. Произнесенные слова или дурной сон так обидели ослика? Остолопик отошел и, отвернувшись, лег один.
— А дитя-то чье? — продолжила тем временем допрос Авдотья.
— Я… я не знаю. Какая разница? — Одними губами произнесла Сильвия. — Это все неважно! Малыш жив лишь пока он во мне.
Авдотья замерла, замерли и крючковатые пальцы, перебиравшие старенькую шаль.
— Ой, девонька! Хдеж ты себе ухажеров-то таких нашла? Прям изверги… — выдохнула старуха. Сильвия расплакалась и тут же засмеялась. Авдотья была неподражаема. Даже теперь умудрилась развеселить. Но Сильвия упрямо продолжила: