На изнанке чудес
Шрифт:
Из-за отравления инцидент с похищением благополучно улетучился из памяти. А ведь бедняжка сейчас страдает где-то там в застенках. Кому и, главное, для чего понадобилось ее похищать?
Устроив доктора на полатях, Пелагея решительно подозвала Гедеона, собираясь его отчитать. Она была убеждена: ее усилия пошли прахом и парень крепко усвоил наказ Селены, несмотря на отвлекающий чародейский манёвр.
— Прежде чем ты покинешь этот дом, — строго сказала Пелагея, — от тебя потребуется кое-какая помощь. — И глянула — всё равно что стрелой пронзила.
Брови
— Я в чем-то провинился?
— А ты, смотрю, искусный притворщик. Скольких ты уже убил? Небось, исполнял распоряжения папаши, как верная собачонка.
Гедеон снова порылся в завалах воспоминаний и в который раз был готов поклясться: он понятия не имеет, о каком таком папаше рассуждает Пелагея. И вообще, когда это он кого убивал?!
Мелкие грешки за ним, бесспорно, числятся. Ну, было дело, таракана тапком придавил. Ну, умерла по вине Гедеона вера в чудеса. Вера, и без того хилая, принадлежала Марте. Она скончалась от тяжких увечий, воскресла и поменяла полярность, после того как трубочист без злого умысла вытер с лица сажу чистым сменным платьем этой склочной остроносой воблы.
Но если уж тут за такие проступки линчуют, доказывать свою невиновность смысла нет.
Пелагея пробуравила его взглядом, случайно просверлила стену за его спиной на дюйм в глубину и всё это время молча копила негодование, чтобы излить его в следующей нравоучительной тираде.
Впрочем, услышать тираду не пришлось. Теора самоотверженно загородила собой Гедеона, как будто боялась, что его расстреляют. Бухнулась на колени перед Пелагеей, сложила ладони в просительном жесте и залилась горючими слезами.
— Это не он! Это я! Меня прогоняй! — выпалила она.
Неужто трубочиста покрывает? Зачем бы ей?
Пелагея вгляделась в безоблачное лицо предполагаемого убийцы, распознала в интонациях Теоры подкупающую честность — и поняла, что попала впросак. Следствие свернуло не туда и на всех парах неслось на встречу с беспощадной действительностью.
— Ты ведь не специально, да?
— Я думала, в пузырьке чистительный бальзам, какой готовила моя бабушка в Энеммане. И по цвету, и по запаху — всё сходилось, — всхлипнула Теора, вытирая сопли рукавом.
— Ох, видно, не тому я тебя учила, — вздохнула Пелагея. — Надеюсь, Юлиана и Киприан скоро поправятся.
И, желая утешить, погладила Теору по волосам. Волосы оказались жесткими и желтыми, как старая слежавшаяся солома. Сквозь тонкую кальку кожи на висках просвечивали сосуды. В запавших глазах сквозила беспросветная тоска.
Пелагея инстинктивно схватила девушку за руку и в смятении уставилась на кольцо: зеленый камень потускнел, а на ощупь сделался шершавым, словно его долго держали в колбе с химикатами.
— Деточка, что с тобой?! Ты сама, часом, яда не хлебнула?
Нет. Теора хлебнула кое-чего похуже. Если точнее, лиха. Из склянки, именуемой «неотвратимость».
Она ахнула, вырвала руку и воззрилась на камень круглыми глазами. Настало время признаться себе: тянуть больше нельзя. Мысли, над которыми
Кот с неожиданно свирепым «Мряв!» проскочил под ногами быстрым мазком кисти. Теору повело в сторону, по шее скользнул холодок, словно коснулись кожи влажным пером арнии. А уже секунду спустя ее удерживал Незримый.
Пелагея помотала головой, отгоняя морок. Жизненные неурядицы топтались поодаль и скромно ожидали, когда же она примется их разгребать. Пришла пора взять быка за рога.
— А ну-ка… — Она подвела Гедеона к столу, за которым прежде проходили многочисленные тайные совещания, и усадила на табурет. — Прогонять тебя, так и быть, не стану. Но кое с чем ты обязан мне помочь. Нужно вызволить Марту из одного неприступного особняка.
Гедеон решил проявить несговорчивость:
— Почему именно я?
Из кухни доносился раскатистый храп доктора. В тайной комнате о чем-то горячо и непримиримо спорили Теора с Эремиором. Лениво потрескивая, огонь в портале камина обгладывал поленья.
Пелагея озадаченно поскребла подбородок и посмотрела на Гедеона, как удав, который ищет, кого бы ему слопать. Гедеон сглотнул и затравленно улыбнулся.
— У меня доброе предчувствие, — поведала Пелагея, даже не думая прятать всколыхнувшееся в глазах лукавство. — В общем, слушай сюда. Выдвигаемся завтра затемно. В особняке веди себя как полноправный хозяин. Перед лакеями не лебези и спину… — Пелагея весьма ощутимо провела ребром ладони ему по хребту. — Спину держи ровно. Встретишь грубиянку с веснушками, отвечай, что дело сделано. Наткнешься на толстяка с непомерным гонором, говори то же самое. А потребуют доказательств… — Она усиленно потерла переносицу. — Скажи, что неподалеку от лесного дома застряла карета скорой помощи. И что врача вызвали, как только Пелагея приказала долго жить.
— Ты, что ли?! — Взвился на ноги трубочист.
— Сядь, сядь. Ядом хотели отравить меня. Но сейчас важно другое. Твоя задача — проникнуть туда, где держат Марту.
— Тухлая затея, — высказался Гедеон. — Пока я буду шататься по особняку в поисках места заточения, меня кто-нибудь сграбастает и устроит допрос с пристрастием. Неа, я отказываюсь.
Кекс и Пирог, которые всё это время добросовестно подслушивали под столом, вылезли под дрожащий свет масляной лампы и, ничтоже сумняшеся, поставили Гедеона в безвыходное положение.
— Мы, — объявил Пирог, довольно повиливая хвостом, — оказываем широкий спектр услуг: разнюхиваем пропажу, вычисляем преступника, помогаем с поисками катакомб, подземелий…
— А также выводим из лабиринтов! — жизнерадостно дополнил Кекс.
Гедеон испустил обреченный вздох: попал — так попал. Нипочем не отвертеться. А Пирог вздумал взять реванш за прошлое и сообщил мохнатому приятелю, что на шпионское задание его не возьмут.
— Это почему? — обиженно тявкнул Кекс.
Пёс не растерялся и привел железный аргумент: