На изнанке чудес

Флоренская Юлия

— А я чем, по-твоему, занимаюсь? — весело донеслось из библиотеки.

* * *

Приготовления к празднику Безлистья шли полным ходом. Печная и каминная трубы дымили круглые сутки. Пелагея намывала противни, сражалась с тыквой и постоянно жаловалась, что затупились ножи. Изучала рецепты оладьев из кабачка, колдовала над тестом для печенья и гоняла Марту в город то за мукой, то за сахаром, то за абрикосовым повидлом. Как оказалось, до яблочного варенья в погребе добрался Пересвет и умял его за милую душу. Марта ворчала больше положенного. Юлиана собирала опавшие листья, сушила под прессом из старых поваренных книг и нанизывала на нитки. А потом,

взгромоздившись Киприану на плечи, развешивала самодельные гирлянды под потолком. Теора днями напролет расчесывалась перед зеркалом, распевая душещипательные песни Энеммана, редко с кем заговаривала и всё чаще уединялась в тайной комнате. Пирог с Кексом возомнили себя знаменитыми сыщиками, шныряли повсюду с чрезвычайно загадочным видом и даже начали Теору подозревать. Но после учиненного ей допроса выяснилось, что уличить ее абсолютно не в чем. Иное дело — вторая тень. По мнению «великих сыщиков», тень вела себя как закоренелый преступник: на вопросы отвечала упорным молчанием, вину признавать отказывалась и не оставляла следов.

В ходе расследования ни Кексу, ни Пирогу так и не удалось установить, что эти двое в тайной комнате замышляют.

К празднику готовилась не только Пелагея. Город преобразился до неузнаваемости. Подъезды и фронтоны украсились лампочками в форме пальчатых листьев, заполненных разноцветным сыпучим порошком. Порошок мерцал в темноте и менял цвет поочередно на зеленый, желтый и красный. Патрульные цеппелины, обыкновенно бледные, как моль, выкрасились в броский оранжевый. Грандиоз опутал свою резиденцию сетью крошечных белых фонариков и водрузил над воротами гигантский скрипичный ключ из накачанных неоном трубок.

В пекарнях творилось кулинарное колдовство. Из щелей просачивались наружу и плыли по кварталам запахи ароматной выпечки с кунжутом, корицей и мёдом. А во время очередной прогулки по лесу Кекс и Пирог учуяли многообещающий запах мясных пирожков и одурело рванули к тракту.

— Эй, разбойники, куда?! — крикнула Юлиана. — Добегаетесь! На цепь посажу!

Она топнула ногой — и во все стороны брызнула грязь. Досталось и сапогам, и шуршащей зеленой юбке.

— Что, опять ударились в бега? — поинтересовался Киприан, приподнимая ветви лещины. Он ступал, стараясь не раздавить ни одной грибной шляпки. Так аккуратно, словно не по лесной подстилке шел, а по баснословно дорогому ковру.

Его спутница в немом негодовании всплеснула руками. Впрочем, негодование скоро прошло. Продираться за псами сквозь заросли вовсе не столь удручающее занятие, если впереди тебя ждет нарядная городская суматоха.

— Нам понадобится гадалка, — сказала Юлиана, едва они вышли на ярмарочную площадь. Киприан изумленно вскинул бровь.

— Это еще зачем?

— Пусть нагадает, где мы сегодня сможем подзаработать. У меня в карманах шаром покати. — Юлиана похлопала себя по бокам. — Собственно, даже карманов нет. А кушать хочется. И сувениров. К тому же… — Она досадливо осмотрела запачканный подол. — М-да. Новое платье было бы весьма кстати.

Ничего не скажешь, скромные запросы! Киприан ощутил необъяснимое желание прорасти сквозь брусчатку, заветвиться и одеревенеть. Но похоже, такое желание возникло не только у него.

— Эй! — Юлиана заговорщически дернула его за рукав. — Глянь-ка, чернозём! Вон, сколько навезли!

Гора чернозёма развалилась на площади, точно старый тяжеловес в трауре. К «тяжеловесу» подходили с лопатами дяденьки в изысканных костюмах (все до единого усатые, а усы непременно с вензелями). Набирали земли и ссыпали в специально заготовленные круглые клумбы. Часть из

клумб пустовала, часть темнела на фоне брусчатки и шибко напоминала слоновьи следы. Юлиана прищурилась. По всему было видно, что слон (тот еще исполин!) утопотал в конец улицы, успешно миновав центральную магистраль.

— И что ты предлагаешь? — нахмурился Киприан.

Взгляд у Юлианы сделался хитрый-прехитрый. Замысел уже созрел.

— Тебе ведь ничего не стоит превратиться, так?

Дожидаться ответа она не стала. Проворно оккупировала свободную клумбу и давай таскать в подоле землю. Натаскав порядочное количество, кое-как разровняла грунт и поманила друга пальцем.

— Давай, становись! — шепотом приказала она.

На соседних клумбах дяденьки с усами вовсю устанавливали механические деревья для выставки-ярмарки и втихаря спорили, чьё изобретение гениальней. Вяз напыщенного толстяка с моноклем шустро сбрасывал листья, стоило ударить по нему ногой с разворота. Бить следовало заплатив и, разумеется, по вязу. Но толстяк пришелся Юлиане не по нраву, так что она с удовольствием шандарахнула бы и его.

Творение долговязого господина (он был тотчас прозван «Богомолом») целиком состояло из резиновых колец и размахивало ветвями, как щупальцами. Тому, кто сумеет щупальце поймать, жуткое дерево вручало леденец. Само собой, не за красивые глазки.

Внушительный, гладкий бук третьего спорщика (невзрачного типа с блёклой физиономией), своих секретов раскрывать не спешил (или у него попросту заедал механизм).

Так или иначе, Юлиана сочла всех троих вне конкуренции и пребывала в уверенности, что Киприан их затмит. Тот ее энтузиазма не разделял.

— Ну разочек укоренись! С тебя же не убудет! — упрашивала она. — А я для тебя, что захочешь, сделаю!

— Так уж прямо, что захочу? — сверкнул глазами человек-клён. — Ловлю на слове.

По площади, покачивая бедрами, прохаживались дородные дамы в пышных платьях. Настолько пышных, что встречные господа были вынуждены с почтением их обходить. Среди экспонатов выставки неприкаянно болтались франтоватые баловни судьбы и чинно расхаживали престарелые миллионеры с жёнами. Бродяг тоже хватало. Сидя на подстилках из газет, выпрашивали милостыню побирушки. Ватагами носились дети (в школах объявили каникулы). Юлиана не заметила ни одного скромника, ни одной зажатой барышни. Девицам и юношам из местного университета не повезло: экзамены выпадали на праздничные дни. Честных тружеников тоже было не видать. Их смены на заводах заканчивались лишь через шесть часов. А из контор так и вовсе отпускали затемно.

На раскинувшемся неподалеку базаре зазывно кричали лавочники.

— Покупайте стаканы! Тарелки из ясеня! Вилки, ложки, ножи!

— Концерт Грандиоза! Билеты! Билеты за полцены!

— Фрукты заморские, сушеные! Налетай!

— Маски на карнавал! Расписные! С перьями, с вуалью!

— Канотье, котелки, цилиндры! Недорого!

Юлиана завела глаза к мраморным тучам. Ну кто так продает?! Навязчивая манера, однообразные визгливые выкрики. Никакого полета фантазии! Эдак вернее загонишь покупателя в гроб, нежели сбудешь товар.

Выпросив у торговки стаканами ветхую, линялую скатерть, Юлиана велела Киприану согнуться в три погибели и тщательно накрыла его, чтоб ниоткуда не торчала одежда.

— Смотрите и учитесь, неумехи, — вполголоса сказала она. А потом как вытянется в струнку да как завопит:

— Дамы и господа! Судари и сударыни! Зрелище века! За пару мгновений на этой клумбе из крошечного семечка вымахает неохватное дерево!

Она быстро склонилась и приподняла край скатерти.

— Успеешь?

— Куда я денусь? — проворчал Киприан.