На изнанке чудес
Шрифт:
— Ведьму на костер! Ведьму на костер! — без остановки кричали они.
Рина подошла к двери, стукнула кулаком по смолистой древесине.
— Право слово, дикари какие-то! — возмутилась она. — Ведь и ворваться могут.
— Не ворвутся, — устало произнесла Пелагея. — Защитная нить делает своё дело. Так что враг не пройдет.
В воображении у нее неожиданно всплыл образ Юлианы. Влить бы в это пресное утро немного ее иронии и шальной отваги!
«Почему сразу ведьма?! — сказала бы Юлиана. — Уж скорее, коварная браконьерша. А в нашем обществе браконьеров любят и уважают».
Дед
— Кажется, он только что призвал народ пойти в наступление, облить дом керосином и спалить, чтобы даже косточек от ведьмы не осталось, — передала из кухни Марта. — Бьюсь об заклад, они собираются зажарить нас, как цыплят в печи! — с нездоровым воодушевлением добавила она.
Судя по всему, народ оратора поддержал. Дюжина молодцев отделилась от толпы и ринулась в лес — кто за керосином, припрятанным в кустах, кто за хворостом (хотя где среди этой промокшей осени наберешь сушняка?).
— Все старания коту под хвост, — горестно заключила Рина. И тут за бисерной занавеской появилась пунцовая Теора.
— Сюда, быстрей! Глядите, что творится! — вскричала она.
Пересвет не мог понять, отчего Киприан тянет резину. Согласно плану, ему следовало уже давно швырнуть в толпу птицу-подделку и устыдить клеветника. Парень искал глазами человека в пурпурных одеяниях, но того нигде не было.
— Она крадёт нашу радость, убивает наших прекрасных арний и отнимает солнечный свет! — вещал Яровед в громкоговоритель. От его крика закладывало уши, и хотелось приложить деятеля по башке чем-нибудь увесистым.
— Умолкни уже, — процедил Пересвет.
— Записывай, — прошипела Василиса и пихнула его локтем под ребра. За главного в «Южном ветре» она оставила братца, а сама отправилась с Пересветом, приговаривая, что проследит и что репортаж должен выйти образцовым. Да подавись она своим репортажем! Пересвет с великим удовольствием выложил бы ей без прикрас всё, что думает. Но до мечты — до заветного домика в горах — оставалось еще два года кропотливой работы. Василису он знал, как облупленную. Иногда ее приказы можно было не исполнять. Нарушишь правила внутреннего распорядка — получишь максимум штраф с выговором. До увольнения не дойдет. Но вот дерзить и рубить правду себе дороже. За такое моментом выгонят пинками.
События принимали скверный оборот, а от Киприана по-прежнему ни слуху ни духу.
— Сотрём с лица земли треклятое логово колдуньи! — возопил Яровед. — Убережем детей от зла! Улику вы видели собственными глазами! Где ваша честь и достоинство?!
— Интересно, сколько старикашке заплатили? — как можно громче сказал Пересвет. Его не услышали. Толпа пришла в возбуждение и возопила в ответ, что честь с достоинством на месте и что пора переходить от слов к делу. Тогда Яровед распорядился жечь дом.
Пересвет сжал карандаш с такой силой, что тот разломился пополам. Блокнот полетел в подсолнухи. Василиса с негодованием выпучилась сперва на блокнот, затем на обломки карандаша и принялась
— Если не я, то кто?! — воскликнул он и опрометью бросился к крыльцу, расталкивая всех, кто под руку подвернется. Из-под навеса арния нежданно-негаданно воспарила ввысь, разбрызгивая на толпу незасохшую кровь (а на самом деле всего лишь рябиновый сок). После чего рухнула к ногам незадачливых мятежников.
Придав птице ускорение, Пересвет приступил к следующему шагу и подскочил к Яроведу. Отобрать у него рупор было делом пяти секунд.
— Эй, вы! — гаркнул Пересвет в рупор, и заметив движение, добавил: — Стоять, где стоите! А лучше подойдите поближе к птичке, которую я только что швырнул. Поглядите на нее хорошенько. Сдается мне, это муляж!
Он говорил и одновременно защищался, потому как Яровед не собирался вот так запросто уступать роль оратора. Но хоть старик и влил в себя порядочную порцию пойла перед «походом на ведьму», силенок сразиться с юным противником ему явно не хватало.
Из окна деда заприметила Майя. Она его, конечно, боялась, как чумы. Но отчего-то всё же выскочила из сеней и с криком: «Пусти дяденьку!» оттолкнула старика от Пересвета. Яровед вытаращился на нее, словно нечисть увидел, а потом как завопит:
— Дрянная девчонка! Ой, погоди у меня, вылуплю! Отдеру хворостиной, неделю сидеть не сможешь!
Майя на это показала ему язык и нырнула в дом. Старик, знамо дело, помчался за ней. Но едва он добежал до двери, как с наскока натолкнулся на невидимый щит и опрокинулся навзничь. Художники живо отложили наброски с бездыханной арнией и быстренько запечатлели под разными углами бездыханного Яроведа.
Люди очень скоро убедились, что птичка липовая. Повыдергав крашеные перья, они обнаружили внутри деревянный каркас и мгновенно раздумали устраивать вселенский пожар.
— Чтоб я еще хоть раз тебе поверил, старая калоша! — выкрикнул из толпы усатый бармен. — Даже не вздумай теперь соваться в «Синий Маяк»!
Василиса комкала в руках несостоявшееся орудие вразумления, отрывала от него по клочку и мало-помалу проникалась к Пересвету уважением. Недаром же говорят: доверяй, да проверяй. От статьи с ложным обвинением и до суда недалеко. Василиса утерла со лба выступившие капли пота и мысленно поздравила себя с тем, что у нее в агентстве такой смышленый работник.
«Прибавлю жалованья, — решила она. — Как-никак заслужил».
Рина с Пелагеей вышли и сообща подняли старика, чтобы унести от крыльца подальше. Тот был тяжелый, и кое-кто из бывших мятежников подбежал помочь.
— Вы это, вы уж не серчайте на нас, скудоумных, — извинительно сказал он. — Приняли на веру бредовые сплетни, как последние олухи.
— А мы и не серчаем, — отозвалась Пелагея, стараясь не уронить разносчика вышеупомянутых сплетен.
Сосны скрипуче жаловались небу на сырость. Вороны с криками носились в вышине, прогоняя пернатого обидчика. Капал мелкий, липкий дождик. Оскальзываясь, кое-как доволокли старика до первых деревьев и свалили под кустом.