На краю пропасти. Экзистенциальный риск и будущее человечества
Шрифт:
Вымирание – удобный критерий для оценки снижения биоразнообразия, но дело этим не ограничивается. Не стоит забывать о сокращении популяций, а также локальном или региональном исчезновении видов. Хотя у нас на глазах вымер “всего” 1 % видов, в отдельных регионах биоразнообразие может сокращаться гораздо сильнее, и это главное. С точки зрения экзистенциального риска снижение биоразнообразия особенно тревожно из-за утраты экосистемных услуг. Это услуги – такие как очищение воды и воздуха, обеспечение энергией и ресурсами, улучшение почвы, – которые в настоящее время нам оказывают растения и животные, но с которыми нам, вероятно, не справиться самим, поскольку это либо дорого,
Яркий пример – опыление культур пчелами. Часто утверждается, что с ним связан экзистенциальный риск, поскольку Эйнштейн якобы сказал: “Если бы пчелы исчезли с поверхности земли, то человек протянул бы всего четыре года”. Это заблуждение давно развенчано: это не так, и Эйнштейн такого не говорил[322]. Недавнее исследование даже показало, что, если бы на планете совсем не осталось не только пчел, но и всех других опылителей, мировое производство продовольственных культур сократилось бы всего на 3–8 %[323]. Это стало бы огромной экологической трагедией и кризисом для человечества, но нет оснований считать это экзистенциальным риском.
Хотя приведенный пример безоснователен, возможно, существуют другие характерные экосистемные услуги, которые находятся под угрозой и без которых наша жизнь немыслима. Или же каскадная утрата экосистемных услуг может нанести по цивилизации слишком серьезный удар, от которого человечество не сможет оправиться. Очевидно, что на некотором уровне экосистемного разрушения так и произойдет, но сейчас мы плохо представляем, насколько мы близки к такому порогу и может ли каскадный процесс привести нас к нему. Чтобы выяснить это, нужно продолжать исследования.
Как и в случае с ядерной зимой и экстремальным глобальным потеплением, мы не знаем прямого механизма экзистенциального риска, но оказываем на глобальную экологию такое давление, что вполне могут обнаружиться пока неизвестные последствия нашей жизнедеятельности, которые поставят под угрозу наше выживание. Следовательно, можно рассматривать дальнейший экологический ущерб в грядущем веке как источник непредвиденных угроз для человечества. На долю этих немоделируемых эффектов вполне может приходиться большая часть экологического экзистенциального риска.
Ядерная война, изменение климата и экологический ущерб – чрезвычайно серьезные глобальные проблемы, важность которых не вызывает сомнений, даже если не задаваться вопросом, могут ли они вызвать экзистенциальную катастрофу. В каждом случае человечество обладает колоссальной силой, чтобы изменить лицо Земли так, как никогда прежде за все 200 тысяч лет истории Homo sapiens. Последние научные данные подтверждают гигантский масштаб этих изменений, хотя и не описывают понятные и проверенные механизмы поистине экзистенциальной катастрофы. Следовательно, экзистенциальный риск из этих источников остается более умозрительным, чем от астероидов. Но это не значит, что риск меньше. Полагаю, с учетом имеющихся у нас научных данных, было бы очень смело заявить, что вероятность этих рисков на столетие составляет менее 0,001 % при 0,05 % вероятности всех природных рисков, вместе взятых. Я бы сказал, что каждый из трех этих рисков имеет большую вероятность, чем все природные риски в совокупности. А впереди, вероятно, риски еще более серьезные.
Глава 5
Будущие риски
И тогда вернется темное Средневековье, вернется на сверкающих крыльях науки каменный век, а те
Настало время обратить свой взор к горизонту и посмотреть, какие возможности сулит нам грядущий век. Разглядеть эти возможности в туманной дали нелегко, поскольку нам чрезвычайно сложно сказать, какие новые технологии появятся, какую форму они примут, когда достигнут зрелости, и каким будет мир, в который они придут. Не исключено, что мы узнаем о новых технологиях, только когда они окажутся у нас перед носом. Дело в том, что серьезные сдвиги порой становятся неожиданностью даже для лучших специалистов и самих изобретателей технологий.
Однажды вечером в 1933 году ведущий мировой эксперт по атомной науке Эрнест Резерфорд назвал мысль о приручении атомной энергии “вздором”. На следующее утро Лео Силарду пришла в голову идея цепной реакции. Энрико Ферми в 1939 году сказал Силарду, что цепная реакция “маловероятна”, а четыре года спустя Ферми уже лично курировал первый в мире ядерный реактор. Огромный список видных ученых, которые полагали, что полеты на аппаратах тяжелее воздуха невозможны или не будут реализованы еще много десятков лет, приводится так часто, что успел набить оскомину. Но мало кто знает, что даже сам Уилбур Райт полагал, что такой полет не случится еще по меньшей мере лет пятьдесят, а сам осуществил его всего через два года[325].
В связи с этим нам стоит не забывать, как быстро могут появляться новые технологии, и не слишком доверять заявлениям о том, что некоторые технологии невозможны или настолько далеки, что у нас нет поводов для беспокойства. Если видные ученые с уверенностью развенчивают те или иные идеи, у нас есть повод относиться к этим технологиям скептически, но не стоит биться об заклад, что такие технологии не появятся никогда, ведь ученые ошибались и раньше[326].
Разумеется, есть и множество примеров того, как ученые и инженеры заявляли, что новая технология появится со дня на день, но она либо входила в нашу жизнь лишь через несколько десятилетий, либо не входила вообще, либо в итоге существенно отличалась от заранее описанного варианта. Суть не в том, что технологии обычно появляются раньше, чем ожидается, суть в том, что такое может случиться, и потому не стоит опрометчиво исключать какие-либо возможности или считать, что времени у нас достаточно.
Впрочем, нельзя совершать и обратную ошибку, а именно полагать, что не стоит задумываться о будущем, раз мы не в силах в него заглянуть. Кое-что мы можем спрогнозировать. Так, было бы странно, если бы давняя тенденция разработки технологий возрастающей мощности не сохранилась в текущем столетии. А поскольку именно наше беспрецедентное могущество привело к возникновению антропогенных рисков XX века, было бы удивительно, если бы в грядущем столетии не наблюдался сходный или более высокий риск.
Хотя эта глава посвящена будущему, мы не станем заниматься прогнозами – по крайней мере, в привычном смысле, предсказывая, какие и когда появятся технологии. Вместо того мы изучим горизонт на предмет правдоподобности и вероятности. Существуют ли правдоподобные будущие технологии, сопряженные с экзистенциальными рисками? Настолько ли вероятно их появление, что необходимо начать готовиться к нему? Для этого нам не нужно ни заглядывать в будущее, ни знать точную вероятность того, что может случиться. Нам достаточно провести оценку этой вероятности в верном диапазоне, увидеть общие очертания угроз. Это даст нам примерное представление о том, что ждет нас впереди и как к этому подготовиться.