На одинокой дороге
Шрифт:
— Хорошо, упрощу вопрос — сколько вы еще собираетесь провести времени на этом чудесном, гостеприимном острове? — А он действительно здорово устал, оказывается. Только теперь, сидя, это почувствовал.
Теодор, странно посмотрел на него, опустил глаза, помедлил и неуверенно пожал плечами:
— Я точно не скажу. Как лов пойдет.
— Я тебя не тороплю, конечно, тебе решать. Но дел у меня много. Накопилось. Очень надо переговорить кое с кем. Мне надо побыстрее… — Речь путанная. Ему бы сейчас поспать. Всю ночь по острову носился.
Теодор в этот раз не ответил, отвернулся и стал
— Все разбросали уроды мелкие. Теперь собирать все это. Порядок наводить. Ненавижу бардак.
Эрик клюнул носом и выронил из рук флягу и лепешку.
Только что бывший медлительным Теодор быстро соскочил, подхватил с песка забулькавшую флягу, заботливо стер с горлышка прилипший песок, заткнул пробкой и не спеша вернулся на место.
Эрик удивленным взглядом проводил его и хотел уже спросить, в чем собственно дело, он и сам бы поднял, но вдруг почувствовал, что не может пошевелиться. Легкая вялость переросла в тяжелейшую сонливость.
Теодор вернулся на место и задумчиво уставился в океан. Потом перевел взгляд на связанных коротышек и озабочено качнул головой:
— Надеюсь, ты их хорошо связал, если вырвутся, то боюсь с ними, все же не справлюсь. Верткие, ловкие… может и вправду прирезать?
Эрик, не понимая, что с ним происходит, растеряно и тупо смотрел на ящик, на котором сидел и на сломанные прутья решеток. И только сейчас понял, что было не так в общей картинке, рассказанной шестым Теодором. Сломанные прутья не были вогнуты внутрь, как если бы по ним били сверху, а торчали наружу. Туземцы не приплывали сюда на лодке, которой, по видимости и не было. Они вылезли из клеток, сломав решетки!
Он вскинул голову, чтобы спросить, но вместо вопроса только, что-то невнятно промычал и тут же понял еще одно… про вино.
Теодор со скукой во взгляде смотрел не на Эрика, а на море. Затем произнес:
— А ты здоровый! Я таких крепких еще не встречал. Столько выпил, а подействовало только сейчас. Дорогущий порошок, к слову. Здесь такой нигде не достать. И на землю пролилось…
Эрик рухнул на песок, тяжело хватаясь пальцами за землю, изо всех сил сопротивляясь действию снотворного. Потянул пальцы ко рту, надеясь поглубже засунуть в глотку. Пальцы не гнулись, руки, как и все тело, не слушались. Он стоял на карачках, земля находилась менее, чем в футе от него и дико танцевала, танцевала!
Тело, лишившееся опоры, рухнуло на песок. Земля сделала завершающее па, перепрыгнула через него и замерла.
Глава 15
— Хорошо идем парень! Третий день всего, а уже столько прошли! Ни разу такого не было. Ветер то какой! И попутный, и непрерывный. Летим, а не идем! Может это ты нам удачу принес, а?! — капитан потрепал Курти по голове.
К похвале Курти отнесся удивленно. Он и не представлял, что капитан знает о его существовании. Курти его сегодня впервые увидел. Стоял на мостике, смотрел в трубу, потом о чем-то говорил с Лукасом. Затем спустился и его, Курти заметил. Старый совсем уже — ему уже, наверное, около сорока, даже седина в бороде есть. Как на голове неизвестно — широкополая
— Удачливый, — мимо прошел боцман — ленивый он! И руки корявые. Гонять надо!
— Не ворчи! — капитан усмехнулся — себя вспомни. Каким неумехой был. А смотри — до боцмана дорос.
— Потому и дорос, что гоняли — боцман шел дальше и голос становился тише. — А, что ворчу, так у меня работа такая.
— Ты на него не обижайся — продолжил капитан. У него и правда, работа такая. Он, когда кричит, то не со зла. Так надо. Поймешь потом. И не напрягайся — все у тебя нормально. А дальше еще лучше будет.
Капитан снова взъерошил ему волосы и пошел дальше.
Настроение было неплохим. Курти выспался. Более того — встал сам. Спать долго не привык. Кто работнику в трактире долго спать позволит? А здесь его не разбудили вместо со всеми, потому что часть ночи провел на вахте. А это, как выяснилось — святое.
На завтрак сухари, точнее один большой сухарь и миска с белого цвета мелкой разбухшей крупой, которую называли «ризовой» или как-то так… все равно вкусно! И много! Хотя последнее мнение окружающие не разделяли. Неженки! Им и сухари надоели!
После ночного посещения трюма, Курти, с радостью держался бы от него подальше, но утром, первым делом, его приставили к помпе.
Рутинная работа скоро стала привычной. Единственно тяжело. Рукоять насоса, не то, чтобы очень тугая, но толкать ее пришлось часа два. Руки болели, пальцы немели. Курти сменили, но работа помп не останавливалась ни на секунду. Исключение ночью, но тем больше работы было утром. Оказывается корабль, а точнее все корабли «текли» беспрерывно.
О том, что Курти сменил шило на мыло, он не пожалел ни разу. И на корабле, и в трактире — работа и много. Но, во-первых, здесь неплохо кормят, а во-вторых, не бьют. Тычки и подзатыльники не в счет. Это в порядке вещей к салаге. И не больно, и самое главное — не унизительно. Ну, работает парень обезьяной и что? Все через это проходили.
Не рай конечно — телесные наказания на флоте были всегда и страшные — от «линьков», «кошек», до купания с реи и «любования небом». В последнем случае проштрафившегося привязывали к одной из верхних рей, лицом вверх и оставляли так на несколько часов. Жара, ветер — это ерунда. Укачивало там невыносимо. Вплоть до того, что отвязывали от реи уже труп. Лучше уж порка.
Но пока все это было из разряда баек. И если делать свою работу правильно — не опаздывать на вахту, на борт с берега, не напиваться (больше положенного), то и проблем быть не должно. Пока все шло нормально. Матросы, как уже упоминалось к Курти относились нормально, единственно — кок.
Когда смена у помп закончилась Курти выпало идти в бачковые. На каждые двенадцать человек свой дежурный. Прежде, чем дойти до раздачи, еду следовало приготовить. Когда распределили вахту, боцман проорал: «бачковые» и произнес несколько имен, в том числе и Курти, точнее он проорал: «обезьяна», но это уже детали. По имени его здесь знали всего пара человек, для остальных он был… нет, не «обезьяна», так его звали, только, когда распределяли смену, что-то вроде официального имени, а обычно просто — Салага.