На одинокой дороге

Седов Константин

— Зеркало? Настоящее?! — уточнил Курти.

— Да.

— И ты в нем помещаешься?

Мальчик нахмурил лоб, видимо не понимая вопроса. Потом глаза возмущенно распахнулись, он засопел:

— Со мной нельзя так разговаривать!

— Почему? — спросил Курти.

— Я! Я! Потому что я… — возмущенный мальчик не мог найти слов от возмущения и засопел еще громче.

— Потому что ты шарик и сейчас лопнешь?

Мальчишка бросил на землю леденец и обернулся к экипажу. Кучер, уже видя, что что-то не так, направлялся

к ним, сжимая в руках кнут.

Отскочить Курти успел. Через мгновение хвост плети яростно щелкнул по бортику, где он сидел. Останавливаться Курти не стал, ушел подальше. Выждал пару минут и вернулся, запомнив, где толстый франт бросил леденец.

Они все еще были неподалеку. Пухлощекий стоял около дамы, продолжавшей разглядывать местные прилавки и с любопытством смотрел в сторону края площади, где, что-то бодро сооружали плотники. Кучера рядом не было. Бросая в ту сторону осторожные взгляды Курти стал искать леденец. Но тот забился под края бортика и на глаза не показывался.

— Эй, парень.

Курти повернулся, готовый задать стрекача.

Перед ним стоял один из той компании мрачных белорубашечников. В руках держал глубокую тарелку.

— Прими от нас. Не в одолжение. От сердца. В такой день никто голодать не должен.

Курти осторожно взял тарелку и с достоинством кивнул. Человек ушел.

В тарелке лежали огромный неровный ломоть хлеба с поджарой корочкой, блестящая жиром бугристая колбаса и разбухший кусок пареной репы.

Ел аккуратно, пытаясь не выглядеть жадным. Никогда в жизни Курти не было так вкусно. Даже на корабле.

Вспомнив «Канарини» Курти опять повесил голову. Чувство вины было слишком сильным.

Перед ним сел щенок. Небольшая светло-коричневая собачонка с широкими ушами уселась перед ним и высунув язык с интересом посмотрела на оставшийся кусок колбасы. Влажные глаза погрустнели.

Курти усмехнулся, завернул остаток колбасы в крупный хлебный мякиш и бросил щенку.

Тот схватил подачку и растворился в толпе.

Плотники завершили свою работу и у края площади, куда выходили с двух сторон улицы, теперь стоял помост. За ним ставили балаган. Натягивали белоснежный шатер.

Из-за шатра, из общего шума пробивалась музыка. Она играла на площади и раньше, но местами и негромко. Здесь же слаженно играл целый оркестр. Наверное, репетиция, так как звуки несколько раз обрывались, потом начинались заново.

Курти напился воды, льющейся из мраморной пасти. Его новый знакомый, высунув язык и виляя хвостом, подходил к толстому франту в полосатом костюмчике. Тот уже опять что-то жевал. Щенок уселся напротив и посмотрел на мальчонку тем же взглядом, что прежде на Курти.

Франт пренебрежительно покосился и ногой отодвинул щенка. Тот вернулся обратно и продолжил вилять хвостом. Щенок совсем молодой и прежде ему встречались только хорошие люди. Он считал, что и все остальные такие же. В своей ошибке

убедился сразу. Пухлый щеголь с ухмылкой наступил щенку на хвост. Песик взвизгнул и цапнул его за ногу. Теперь визжал уже малолетний франт. Снова бросил еду на мостовую, ухватил себя за ногу и подпрыгивал. Скачущий толстяк — зрелище потешное. К нему подскочила дама с ажурным зонтиком, запричитала. Роняя с головы шляпу, засуетился кучер. Он побежал за щенком. За ним еще два парня в расшитых золотом ливреях.

— Как посмел?! — донеслось сквозь общий шум.

Чего так всполошились? Из-за мелкого песика?! Так они не различают, кого можно кусать, а кого нет. Всех, кто наступил на хвост, цапнут обязательно.

— Прошу внимания!

На подмостки из балагана вышел клоун. Долговязый, он казался еще выше из-за нахлобученного на голову высокого цилиндра. Круглый красный нос алел на покрытом мукой лице.

— Здравствуй лучший город! — закричал он. — Здравствуй лучшая публика!

Лучшая публика лучшего города отозвалась гулом. Нестройным, но громким.

Клоун привстал на цыпочки и наклонив голову, зашевелил пальцами, требуя аплодисментов.

Люди на площади захлопали в ладоши, засвистели.

Клоун улыбнулся. И благодарно, и снисходительно.

— Никто не любит долгих речей. Скажу просто — с праздником! Пусть нас называют пьяницами, за то, что мы пьем с самого утра, но сами понимаете — те, кто это говорит, завидуют. И вот еще что!

Клоун торжественно поднял палец.

— Те, кто так говорит, абсолютно правы — мы пьяницы!!!

Народ радостно заголосил. Пить публика и не переставала. Клоун достал из-за пазухи разноцветного пиджака бутылку с красным вином и в несколько глотков, хищно подергивая кадыком, осушил ее. Перевернул пустую и громогласно объявил:

— Если там осталась хоть капля, можете назвать меня тенью!

Потом подмигнув, добавил:

— А теперь для вас споют ученики музыкальной Нежданной школы. Встречайте! Поет Фелиса!

Клоун изящно отскочил в сторону, вытянув руки в сторону балагана. Из шатра вышла девушка. Темные волосы аккуратно уложены в сложную пышную прическу. Локоны спускались на льняное синее платье. Девушка подошла к самому краю сцены и, закрыв глаза замерла.

Она стояла так не меньше минуты. Публика стала недовольно выкрикивать что-то неразборчивое. Шум становился все громче, но Фелиса, сделав вдох, раскрыла глаза и запела. Легко перекрывая шум сильный голос вывел:

Расскажи, ведь я же вижу, очень хочешь мне сказать Подойди ко мне поближе, я смогу тебя обнять Про сегодня и про завтра, про забытое вчера Этот день плохой и грустный — ты останься до утра

Позади девушки заиграла музыка.