На осколках разбитых надежд
Шрифт:
— Я сам выгуляю собак. Благодарю, твоя помощь не нужна. Иди в дом, — проговорил Рихард. Его глаза смотрели на нее холодно. Настоящие льдинки, а не глаза. Но она набралась смелости и не подчинилась его приказу. Артиг и Вейх вернулись обратно из парка, обнаружив, что отошли от дома в одиночестве, и принялись лизать ее замерзшие руки. Лена запустила пальцы в густую шерсть, чтобы хотя бы немного укрыть те от холода.
— Хорошо, только ступай и надень пальто, — смирился с ее упрямством Рихард спустя несколько секунд. И нахмурился, когда заметил, что Лена так и не тронулась с места. На этот раз не из упрямства. Они по молчаливому соглашению с Катериной отказались от пальто, которое недавно
— У меня нет пальто, господин Рихард, — честно призналась Лена и заметила, как он нахмурился еще больше. На фоне того, что ни у нее, ни у Кати не было верхней одежды рождественский подарок от семьи фон Ренбек в виде шерстяного шарфа выглядел издевкой.
— Что ж, — пожал плечами Рихард после коротких размышлений. — Пожалуй, тогда я все же прогуляюсь в одиночестве. Я позову тебя, когда вернусь, Лена.
Ей оставалось только ждать Рихарда возвращения с прогулки, гадая, вызвано ли его плохое настроение тем, что он успел увидеть на этаже прислуги. Или это было что-то другое? Вдруг он хотел сказать ей, что жалеет о сказанном вчера?.. Сердце тревожно сжималось так часто, что нервы Лены натянулись до предела к моменту, когда Рихард пригласил ее с собой в библиотеку. Там он некоторое время притворялся, что выбирает книгу, а бросил эти попытки и встал у окна, крутя в руках зажигалку.
— Я думала, что все ушли на ярмарку… — начала Лена, неосторожно подобрав слова для своего оправдания.
— Я так и понял, — прервал он ее, захлопнув с резким щелчком крышку зажигалки. — Но мне показалось, что это была отличная возможность получить пару свободных часов. И я вернулся.
В груди Лены тут же разлилось тепло, а тревога испарилась вмиг, будто ее и не было. Он думал о ней. И вернулся именно ради нее, раз искал ее на этаже прислуги.
— Мама спросила утром после церемонии дарении мое мнение как хозяина Розенбурга. Должны ли мы позволить нашим остарбайтерам вступить в брак или все-таки лучше не разрешать этого. И знаешь, я впервые в жизни захотел быть феодалом. Запретить вам обоим даже мысль о подобном. Безграничная власть портит даже самых лучших людей, что уж говорить обо мне? — усмехнулся Рихард.
— Я не понимаю, — честно ответила Лена, хмурясь. — У меня никогда в мыслях не было стать женой Войтека.
— А у него? У него такие мысли есть? — спросил деланно равнодушно Рихард, щелкая крышкой зажигалки. — Едва ли моя мама сама придумала этот интерес на пустой почве.
— Я не могу отвечать за его мысли. Только за свои. И могу сказать откровенно, что понимаю, как все это выглядит со стороны, но… Между мной и Войтеком ничего нет. И я никогда не обманывала. Ни вчера, ни сегодня, никогда.
Он поднял иронично бровь, и Лена смутилась, понимая, о чем он вспомнил при этих словах. Момент их знакомства. Наверное, это обвинение будет висеть над ней еще долго, подумала она, и чтобы оправдаться хотя бы частично, призналась:
— Да, я намеренно ввела тебя тогда в заблуждение. Притворилась немкой. Да, признаю это. Глупо отрицать очевидное. Просто мне хотелось, чтобы ты и дальше так смотрел на меня. Не как на остарбайтера. Не как на нечто грязное и омерзительное.
— Я никогда не смотрел на тебя так! — отрезал Рихард.
— Я знаю, — с этими словами Лена шагнула к нему, чтобы коснуться несмело его руки в успокаивающем жесте.
— Мне не нравится, что он крутится вокруг тебя, — прошептал Рихард, глядя в ее глаза. — Я не имею ни малейшего права говорить тебе это, но мне это адски не нравится. Ведь он намного больше подходит тебе, чем я.
— Как и Мисси тебе, — прошептала в ответ Лена, и глаза Рихарда на мгновение распахнулись от удивления. А потом он улыбнулся довольный ее ревностью.
— И что нам теперь делать с тобой, моя маленькая русская? — он произнес это обращение таким шепотом, что у Лены что-то сладко сжалось внутри. В его присутствии она забывала обо всем на свете. Словно он затмевал для нее весь свет. Становился ее собственным миром. Эти чувства наполняли Лену не только восторгом и предвкушением чего-то прекрасного, но и страхом и странной тревожностью. Впрочем, последние быстро стирались прикосновениями губ и языка Рихарда. Поэтому Лена с такой готовностью отвечала на них, обхватывая его талию руками все крепче и прижимаясь к нему все теснее.
— Тише-тише, Ленхен, — мягко прошептал Рихард, когда она чуть прикусила его за губу. Лена отстранилась испуганно тут же.
— Я сделала тебе больно? — обеспокоенно проговорила она, и он улыбнулся в ответ, успокаивающе погладил ее волосы.
— Нет, это немного другое, — сказал Рихард. Только позднее она поняла, какой наивной казалась ему в эти минуты, и почему он так нежно улыбался, когда пытался уверить ее, что с ним все в порядке.
Они почти не говорили друг с другом, стоя в полумраке библиотеки в объятии. Ей даже вспомнилась в те мгновения легенда о том, что у каждого в этом мире была своя половина, с которой он был разлучен. Настолько идеально они подошли друг к другу в этом объятии — ее голова у него на груди, прямо на впадине грудной клетки. Слушала, как бьется его сердце — то убыстряя ритм, то замедляя.
Потом они снова вернулись к своим ролям на несколько часов, когда в Розенбург вернулись с ярмарки гости во главе с баронессой. Замок снова наполнился шумом голосов, звуками музыки и легким перезвоном хрусталя. И снова Лена с нетерпением ждала момента, когда вечер подойдет к концу, и все разойдутся по своим комнатам. Поэтому так быстро прибирала в столовой, торопясь поскорее перемыть посуду и освободиться, чтобы вернуться в эти комнаты на тайное свидание с Рихардом. Она знала — прочитала по его глазам, что он тоже ждет этих минут, чтобы остаться с ней наедине. И с трудом сдерживала довольную улыбку, не давая ей скользнуть на губы и выдать ее настроение. В том приподнятом настроении ей даже не была страшно очарование Мисси. Лена замечала, что Рихард смотрит на нее совсем иначе, как на красивый портрет, подобия которых были развешаны на стенах замка. Возможно, он и любовался ее красотой, но глаза его оставались холодны. И Лена была готова почему-то поспорить даже, что его сердце не билось так, как еще недавно в библиотеке, когда он обнимал ее, Лену. Маленькую русскую, как называл ее Рихард.
В этом приподнятом настроении Лене даже легче было перенести заметное отчуждение Урсулы, с которой она не виделась несколько месяцев. За это время немка заметно похудела, лишившись пухлых щек и округлостей, и постарела на несколько лет. Лена знала, что Урсула потеряла мужа под Сталинградом и даже немного сочувствовала ее горю. Но только на какую-то каплю. В остальном сочувствия к неизвестности судьбы этого немца, убивающего и грабящего в ее стране, не было, и, казалось, Урсула это чувствовала. Только Лена ничего с собой могла поделать, о чем и пожаловалась Катерине, когда принесла подруге ужин в комнату.