На осколках разбитых надежд
Шрифт:
Лена не могла слышать эту канонаду смерти. Сползла в кресле, прижав колени к груди и заткнув уши руками. Даже не сразу услышала, как уменьшился звук бомбардировки, когда Рихард закрыл окно. И заметила его только тогда, когда он опустился на корточки рядом с креслом и, сжав ее маленькие ладони, отнял ее руки от ушей.
— Тише, мое сердце, тише, — приговаривал он, пока тянул ее к себе в объятие. — Это все далеко от нас. Тебе ничего не грозит. Ты в безопасности, мое сердце… Тебе ничего не грозит сейчас.
Лена даже не понимала, что плачет, пока Рихард не стал стирать кончиками больших пальцев слезы с ее лица нежными движениями. Их лица были так близко, что они едва не касались
И она поцеловала его первая. Зная, что только это поможет ей спрятаться от страшной реальности. Поцеловала порывисто и глубоко, прижавшись крепко губами к его губам. Даже ударилась легко зубами о его зубы, не рассчитав. Вцепилась изо всех сил в ткань его рубашки на спине. Лишь бы он не отпустил ее!
Рихард не отпустил. Наоборот он прижал ее к себе еще крепче, стаскивая с кресла и укладывая ее на пол, на ворс ковра. Он перехватил инициативу, и теперь не она целовала его, а он ее. И это не было похоже на прежние нежные поцелуи. Эти поцелуи были глубже и жаднее, разгоняя кровь в теле намного быстрее прежнего. Заставляя желать только одного — раствориться в нем, ловя каждый его вздох, встречая каждое движение губ и языка.
На этот раз ладонь, положенная на грудь, не вызвала странной смеси ощущения чего-то постыдного и в то же время желания прикосновения. Теперь ощущение силы его рук на своем теле вызывало совсем иные чувства. Томительную жажду прикосновений и его близости.
Лена сама скользнула ладонью в ворот рубашки Рихарда, чтобы ощутить под кончиками пальцев мягкость кожи и твердость мускулов. То, что хотела сделать еще давно, едва только увидела его полуобнаженным в тот раз. Правда, коснулась только ключицы и плеча, ощущая непередаваемый восторг от этого прикосновения. Дальше не позволил ворот. Но и этого было достаточно, чтобы захотеть большего. И отвечать на его смелые прикосновения, выгибаясь всякий раз, когда мужская рука то плавно скользила по ее телу, то настойчиво сжимала грудь через тонкую ткань. А когда ладонь Рихарда провела легким дразнящим движением по полоске обнаженной кожи ее бедра поверх чулка, Лене даже показалось, что она вот-вот лишится сознания. Настолько сильным было желание того, чему она пока никак не могла дать определения. И почувствовала разочарование, когда Рихард перестал целовать ее, а стал медленно касаться губами ее лба, щек и носа, снижая накал бушевавших сейчас в них чувств. А еще Лену кольнуло приступом стыда от понимания того, как сильно она хотела, чтобы его пальцы скользнули еще выше…
— Ленхен, пожалуйста, — прошептал Рихард ей в ухо, без слов угадывая ее чувства. — Это должно быть не так. Не так, мое сердце…
Он взглянул в ее лицо, отведя выбившиеся из-под косынки пряди в сторону. А потом снова медленно поцеловал ее нос, лоб и глаза. С такой нежностью, что у Лены перехватило дыхание, а злость и стыд на себя куда-то испарились.
Бомбардировка закончилась. В ночь после Рождества снова вернулась безмятежная тишина. Только слышны были голоса на втором этаже — никто из гостей так и не мог успокоиться из-за этого налета. А следом раздалась еле слышная, но такая оглушительно громкая для Лены трель звонка вызова.
Глава 19
Чета Шенбергов и штурмбаннфюрер с супругой уехали из Розенбурга следующим утром. В замке остались только Мисси с Магдой, которые планировали возвратиться в Берлин позднее. Лена подозревала, что Мисси найдет предлог уехать после Дня трех королей [36] . Ведь именно в этот день Рихард планировал возвращаться на фронт, полагая, что к этому сроку
Работы стало заметно меньше. Наверное, поэтому хозяева Розенбурга решили предоставить всем слугам выходной в этот день. Даже остарбайтеров отпустили дольше, чем на положенные три часа. Это означало, что можно было сходить в город и своими глазами увидеть рождественскую ярмарку, которой так восхищалась Мисси с подругой за завтраком. Тем более, что неожиданно тем же утром Биргит сунула раздраженно в руки Лены пальто с роскошным меховым воротником из песца.
36
6 января. В этот день в Германии широко отмечается принятый у западных христиан праздник Богоявления («Эпифания»), который в католической традиции также известен как «День трех королей». В основе празднования лежит библейский сюжет из Нового Завета. Имеется в виду история о путешествии трех королей-волхвов — Каспара, Мельхиора и Бальтазара — с Ближнего Востока за звездой Вифлеема, указанной им ангельским хором. Найдя лежащего в яслях младенца Иисуса, волхвы поклонились ему и преподнесли богатые дары: золото, ладан и благовонную смолу — мирру.
— Баронесса отдает вам с Катериной одно из своих старых пальто. Только нужно отпороть мех с воротника. Справишься? — недовольно произнесла она при этом. И Лена понимала ее недовольство. Как сказала Айке, Биргит и сама была бы не прочь получить что-то с плеча хозяйки, даже если они были заметно разными по размеру. Одежда индивидуального пошива баронессы всегда была отменного качества, и даже после долгой носки выглядела превосходно. Но еще ни разу баронесса не предлагала что-то из своего старого гардероба слугам, а тут погляди ж ты…
— И с чего это такая щедрость? — злилась заметно Биргит, наблюдая, как Лена отпарывает осторожно роскошный мех, и Айке торопилась ответить миролюбиво:
— Рождество же! Вот, Грит, лучше съешь еще кусок кухена. И остался кофе от завтрака, будешь? Настоящий! Не эрзац, что мы пьем.
Лена так и не узнала, кто именно уговорил баронессу отдать свое старое пальто работницам. То ли это господин Ханке уговорил сестру, заботясь о своем Воробушке, то ли Рихард попросил мать. Можно было, конечно, спросить одного из них, но Лене хотелось думать, что это именно Рихард позаботился об этом. И разочаровываться совсем не было желания, получи она иной ответ.
Рихард.
Всякий раз, когда Лена мысленно произносила его имя, по телу шла волна странного жара, и оставалась плескаться на некоторое время где-то в животе. Она вспоминала, как жадно он целовал ее, как касался там, где она и представить раньше не могла мужские руки на своем теле. И понимала, что ощущение, что она получила полностью чего-то, только усиливалось при этих воспоминаниях. Хорошо, что сегодня утром он предпочел позавтракать в своей комнате, сославшись на бессонную из-за налета ночь. Лена бы не смогла смотреть на него так раньше и не краснеть, едва поймав его взгляд на себе.
Пальто было невероятно красивое. Мягкий драп серо-голубого цвета был таким мягким, что хотелось даже приложить к щеке, чтобы насладиться прикосновением материала. Нашивать на него знак OST казалось настоящим кощунством, и пальцы с трудом клали ровные стежки. Можно было, конечно, спрятать нашивку под воротником пальто, но Лена знала, что первый же полицейский, который узнает в ней русскую, с удовольствием ухватится за возможность наказать « остовку ». А сегодня, в единственный полноценный выходной день, этого совсем не хотелось.