На осколках разбитых надежд

Струк Марина

— И что за болезнь у вашей служанки, господин Кестлин? Наверное, заразная? — с деланным беспокойством обернулся он к Иоганну.

— Ее болезнь зовется «неуклюжесть», господин Цоллер, — подсказал тот, и улыбка гестаповца чуть угасла. — Она упала с лестницы. Как видите, отделалась испугом. Чуть не испортила нам праздник Рождества. Разбила один из любимых фарфоровых сервизов Аннегрит. Опозорила перед гостями, можете себе представить?

— Безобразие, — покачал головой сочувственно Цоллер. — Правда, мне об этом вечере рассказали совершенно другую историю. И как в этом разобраться? И время уже позднее, как вы заметили. Нельзя так долго

держать прислугу без дела. Я забираю эту русскую.

Лена вздрогнула от этого неожиданного перехода от мягкого вежливого тона к холодному приказному. Посмотрела испуганно на Катю, которая все поняла по ее взгляду без лишних слов. Но не заплакала, просто опустила голову, ниже скрывая эмоции, и стиснула руки сильнее.

— Позвольте, на каком основании?.. — начал был Иоганн, но протестовать было уже поздно. Один из солдат подхватил Катерину за локоть и вынудил ее следовать за собой. Она только и успела бросить взгляд на Лену и на Войтека.

— А эта ваша «остовка» нарушает закон, господин Кестлин, — сказал Цоллер, обращая теперь свое внимание на Лену. — Знак «OST» предназначен не просто так. Даже если он идет вразрез с щепетильностью фрау Ренбек. Она, видимо, не боится лишиться своей любимой служанки на шесть недель? Или это личная служанка вовсе не фрау Ренбек?

— Шесть недель? — переспросил Иоганн растерянно, проигнорировав намеренно или по рассеянности последнюю фразу.

— Тюремный срок за отсутствие знака, — услужливо подсказал Цоллер. — Но я, пожалуй, ограничусь малым на этот раз. Триста марок [41] , господин Кестлин. Платить будете вы или ваша «остовка»?

41

Обычно штраф составлял 150 марок.

— Разумеется, заплатим мы, — произнес явно озадаченный Иоганн. Ему оставалось сейчас только бессильно сжимать ручки кресла. Лена видела, что он мысленно пытается найти способ помочь Катерине и не находит его.

— Превосходно, — кивнул Цоллер и сделал знак солдату, который тут же шагнул к Лене. — Как я уже сказал, что ограничусь малым. Десять палок. Я думаю, этого хватит на первый раз.

Лена почувствовала сильные пальцы, которые сжались на ее руке через тонкую ткань платья, и сердце забилось в груди от страха. Она видела еще в Минске, как бьют резиновыми палками несчастных, порой ломая кости, выбивая зубы и пробивая голову. Ноги подкосились, и она буквально повисла на руке солдата, привыкшего к такой реакции. Он ловко подхватил ее и потащил вон из гостиной под возмущенные возгласы Иоганна. Лена обернулась и заметила, как метнулся следом за ней Войтек, и как упал на пол под колеса коляски Иоганна, оглушенный ударом приклада по голове. Почему-то в ту секунду на время отступил страх, уступая место тревоге за поляка — не пробили ли бы ему голову.

Когда ее вытащили из дома на ступени заднего крыльца, Лена почему-то не боялась. Страх куда-то улетел. Осталось только какое-то странное отупение. Наверное, надо было сопротивляться. Или просить немца не бить ее. Но Лена знала, что это бесполезно. Видела уже похожее в Минске.

Никогда в жизни ее не били прежде. Даже мама после проказ не наказывала, а старалась объяснить суть проступка, чем вызывала безмерное удивление у соседей. Наверное, потому и выросла Люша у них такой избалованной. Потому что внукам

прощаешь вдвойне, чем своим детям.

Первый удар больно обжег плечо. Запульсировало в левой руке, зажгло пальцы огнем, а потом кровь отхлынула в другое место удара — между лопаток, от которого Лена упала на ступени, больно ударяясь скулой о край. На ее пальцы падали хлопья белого снега и таяли медленно на коже. Это было последнее, что запомнила Лена, прежде чем потерять сознание от шока и боли после третьего удара, который, как ей показалось, переломил ей спину.

Но нет, ничего страшного не произошло. Наказание не оставило переломов или видимых шрамов. Только ушибы и огромные гематомы на спине и плече. И ссадину на лице в том месте, где Лена ударилась о ступень. К счастью, как Лена потом узнала, Иоганн сумел остановить избиение после четвертого удара — Цоллер, удовлетворившись арестом Катерины, милостиво внял его настойчивым просьбам.

Наверное, Лену принес в ее спаленку Войтек, потому что она пришла в себя уже на кровати, а над ней нависал скошенный потолок, обклеенный знакомыми обоями с цветочными узорами. В комнате было темно, значит, вечер успел миновать, и наступила ночь. Едва Лена открыла глаза, как в теле тут же проснулась боль и растеклась от мест ударов по всему телу вплоть до кончиков пальцев. Она была привычна к боли в напряженных мышцах, а тут не выдержала и застонала еле слышно, когда попыталась повернуться на бок. И тут же уткнулась в кого-то, притулившегося на самом краю кровати. Даже испугалась сперва от неожиданности, а потом увидела длинную косу, змеей скрутившуюся на светлом полотне подушки и узнала Катерину.

— Ты тут?! — затормошила Лена подругу за плечо, заставляя ту проснуться. И заплакала от невероятного облегчения, что та жива и здесь, рядом с ней.

— Тута я, тута, — сонно отозвала Катя и села на кровати, растирая плечо. — Ты-то як? Жива? Казали, ты в обморок хлопнулася. Як мертвая лежала. Я ж боялась, что по голове тебя пристукнули, як поляка, и ты того…

— А что с Войтеком? — встревожилась Лена тут же, вспоминая, как сбили его с ног. Катерина потянулась и встала на ноги. Только потом повернулась к подруге.

— Да что с ним буде? Голова у него як железо. Мы с ним крепкие. Выдюжим. А тебя ж соплей перешибить можно. Ну-ну, без обидок… я ж того… не со зла ж… Вот, держи, — Катерина взяла с комода маленькую баночку и сунула в руки Лены. — Тут Айке мазь дала до тебя.

— Катя, Катя, — обняла Лена подругу в порыве чувств. — Как хорошо, что тебя все-таки не забрали!

— Як не забрали? Забрали ж! — непривыкшая к нежностям Катерина вдруг застыла и похлопала неуклюже Лену по руке. — Свезло мне. Немчик наш за мной приехал. Вот и отпустили.

Она помолчала немного, а затем продолжила рассказывать, что ее действительно забрали с собой гестаповцы и привезли в городскую тюрьму. Не дали одеться, и Катя помнила, как дрожала то ли от мороза, то ли от ужаса при виде камер, вдоль которых ее вели. Она знала по прошлому, что если гестапо забирает в такое место, то это все, возврата оттуда нет.

— Там ведь и немчура тож есть! — рассказывала Катерина. Ее привели в камеру, где уже находились несколько человек — двое подростков-мальчиков и три женщины. Подростки оказались советскими, из-под Винницы. Они тоже были пригнаны в Германию в начале лета, как и Катя с Леной, но из-за маленького роста и худобы их так и не выбрал никто из бауэров. Потому попали они в трудовой лагерь.