На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
В один из вечеров я зашла в парикмахерский салоп. Он был переполнен. Усевшись в удобное кресло и ожидая своей очереди, я рассматривала посетительниц и насчитала более пятидесяти видов женских причесок. А ведь сравнительно не так давно японские женщины носили только те прически, которые более всего подходили к национальному костюму «кимоно». Сегодня традиции остаются верны лишь пожилые японки.
– Я не была в вашей стране четыре года и вижу, как заметно изменился вкус женщин к прическам, – обратилась я к сидящей рядом даме средних лет.
– По статистике, – словоохотливо объяснила она мне, – женщины Токио посещают салон для перманента каждые 2 – 3 месяца, а для стрижки или укладки волос – раз в месяц. Удовольствие дорогое. Перманент стоит 5000 йен (23 доллара), мытье головы шампунем и укладка – 2000 йен (9 долларов). Зато придя
Да, мода, импортированная из Европы и Америки, властно заявляла свои права и на консервативных японок – из дверей салона нет-нет да и выходили женщины с волосами, окрашенными во все цвета радуги или завитыми, как у африканок.
В Киото, культурном центре Японии, средоточии исторических памятников и ремесел, бережно сохраняются древние обычаи и традиции. В городе, построенном в VII веке, можно увидеть уникальную архитектуру, здесь зародилась японская живопись. Мне показали иероглифы, начертанные знаменитыми художниками прошлого на вратах храмов, общественных зданиях, жилых постройках. И сегодня живописью и рисованием в Киото увлекается едва ли не каждый второй. Трудно передать словами обаяние японского искусства – это целый культурный пласт, совершенно особьш художественный мир. Традиционные гравюры и картины – а они есть в каждом японском доме – волнуют раздумьями о месте человека на земле, его предназначении, смысле жизни, красоте, любви к родине. Интересно, что японские мастера издревле специализировались на каких-то определенных мотивах. Одни рисовали марево туманов, обволакивающих вершины гор, другие – цветы и птиц, третьи – горы и водопады, четвертые – только зверей… При этом, как правило, они избегали работать с натуры, все их создания, прихотливые и изящные, – плод памяти и воображения, творческой фантазии.
В Киото мне удалось услышать несколько народных мелодий. Ритмическое строение их значительно разнообразнее и богаче, чем в европейской народной музыке. По характеру японская музыка в основном унисонная, в ней почти отсутствует элемент гармонический, но при ее некотором однообразии на слух она таит в себе несомненную прелесть. Сколько утонченности в построении мелодических линий – самые затейливые украшения, фиоритуры, всевозможные трели составляют обычный декоративный фон. Как-то, перелистывая книгу Сен-Санса о тенденциях развития музыки, я нашла в ней строчки о том, что европейская музыка на пути к своему возрождению, несомненно, попадет под влияние восточных гамм. Именно они, считал композитор, «способны открывать новую эру в музыке, освободить плененный в течение долгих столетий ритм». Трудно сказать, на сколько «процентов» сбылись пророчества Сен-Санса, но сегодня бесспорно одно: в мировом искусстве японская музыка занимает одну из ведущих позиций.
Познакомилась я и с церемонией чаепития.
– Вы не должны приглашать па чай больше пяти друзей, – напутствовал старый японец, усаживая меня на соломенную циновку «татами» около очага, в котором тлели раскаленные угли с нависшим над ними бронзовым чайником. – Иначе трудно испытать радость пребывания вместе с дорогими сердцу людьми.
Наступило молчание. Все присутствующие «созерцали и размышляли», прислушиваясь к бульканью кипящей воды. Затем хозяин дома взял бамбуковый половник и разлил кипяток по чашкам. Смысл процедуры чаепития заключается в том, чтобы в минуты тишины и молчания прислушаться к голосу ветра или насладиться чем-то красивым, скажем, орнаментом чайного прибора или букетом цветов. Между прочим, искусство составлять букеты, или «икэбана» по-японски, родилось также в Киото и связано с церемонией чаепития. Ни в одной стране Европы, где оно получило распространение, я не увидела и частицы того необыкновенного вкуса, подлинной красоты и естественности, которые отличают японскую «икэбану». Да это и не удивительно: существует свыше 300 различных ее школ, и постигнуть все совершенство каждой из них мудрено.
Показали мне и квартал гейш Гион. Институт гейш основан в XII веке во времена императора Тоба. К жизни его вызвала традиция «сирабуёси» – утонченные и изысканные манеры придворных дам. В дни нашего визита в Киото в городе было более 200 гейш, в совершенстве владеющих искусством танца, пения, игры на музыкальных инструментах, обладающих безупречными манерами и отменным вкусом. Тем из них, кто достиг наибольшей популярности, гарантирована обеспеченность на всю жизнь.
В Никко,
– Интенсивная урбанизация страны заставила нас думать о том, как внести в свой дом хотя бы клочок живой природы, – говорил президент фирмы по выпуску грампластинок, с которым мне довелось беседовать за чашкой чая в кабинете, сплошь уставленном горшками с маленькими сосенками и кленами. Он с восхищением отзывался о своем увлечении, получившем в Японии название «бонсан». Бонсан стало любимым занятием людей всех слоев общества, независимо от их состояния, образования и профессии.
Не меньшей популярностью в Японии пользуется гончарное ремесло. Это тоже одно из средств для горожан вернуться к жизни, более близкой природе. В Токио мне показали школу, расположенную в небоскребе района Синдзюку. Один раз в неделю приходят сюда студенты, домохозяйки, чтобы под оком опытного преподавателя мастерить изделия из глины – столовую посуду, вазы, декоративные украшения. Любителей-гончаров развелось в стране столько, что не хватает печей для обжига.
За дни моего пребывания в Японии я освоила многие привычки, традиции, поняла вкусы, увлечения… И ветки сакуры, которые я храню, часто напоминают мне об удивительной Стране восходящего солнца, где у меня появилось так много друзей.
У вьетнамских друзей
В один из погожих дней осени 1980 года комфортабельный Ил-62, поднявшись с аэродрома Шереметьево, взял курс на юго-восток. На его борту – делегация, возглавляемая министром культуры РСФСР 10. Мелентьевым. Кроме ансамбля «Россия», в ее составе были лауреат Государственной премии народный артист СССР солист прославленного Краснознаменного ансамбля имени Александрова Е. Беляев, лауреаты премии Ленинского комсомола и Всесоюзного конкурса артистов эстрады И. Дагаева, А. Карпенко, лауреат международного конкурса артистов эстрады В. Руднев, четверо талантливых танцовщиков яз хора имени Пятницкого, группа артистов ансамбля «Березка», передовики производства, общественные и партийные деятели разных областей и краев Российской Федерации.
В Бомбее бастовали рабочие аэропорта. На приколе стояли десятки воздушных лайнеров из разных стран мира. Узнав, что самолет наш из Советского Союза, руководители забастовки сделали исключение, и через полтора часа мы поднялись в воздух. Затем – посадки в Рангуне, Вьентьяне, и, наконец, мы в Хошимине. Сквозь стену дождя увидела улыбки сотен вьетнамцев, встречавших нас с букетами цветов.
Так начался наш первый день на вьетнамской земле. Потом последовали еще четырнадцать – незабываемых. И думаю, не только для меня. У каждого, кто участвовал в этой поездке, она навсегда останется в памяти – мы попали, образно говоря, в объятия десятков тысяч тружеников далекой героической страны, видевших в нас добрых, искренних, сердечных друзей. Побывали на многих предприятиях, шахтах, в вузах, школах, детских садах, выступали на митингах и всюду рассказывали о Советском Союзе, чья бескорыстная поддержка и помощь вызывают у вьетнамского народа чувство глубокой признательности.
При содействии наших специалистов в Ханое, Хайфоне, Хошимине, Бьенхоа, других городах и провинциях поднялись предприятия-гиганты таких отраслей экономики, как машиностроение, горнодобывающая промышленность, энергетика, металлургия, текстильное производство. На одной из ткацких фабрик Хайфона мне с восторгом говорили о нашей знатной ткачихе Валентине Гагановой, которая вызвала на соревнование целый цех и вышла победительницей. Я беседовала с рабочими, многие из которых с оружием в руках отстаивали свободу своей родины и теперь вели борьбу за ее возрождение.