На перекрестках встреч: Очерки
Шрифт:
Когда я исполнила песню Е. Калугиной -
Ой, война, война,
Смерть горбатая,
Пропади навек,
Распроклятая! –
краткое содержание которой излагалось в программке, группа юношей передала мне гирлянду из бумажных журавликов, ставших в Японии символом мира и надеждой па лучшее будущее. Мне рассказали о хрупкой девочке по имени Садако Сасаки, которая умерла от лейкемии в 1955 году – это результат облучения при атомном взрыве. Ей было тогда всего двенадцать лет. Неизлечимо больная, она стала вырезать из бумаги журавликов – в
После концерта мы встретились с молодежью и долго говорили о том, как песня сближает наши народы, которые понесли немалые жертвы в минувшей войне.
Один из концертов (он был в Токио) превратился в настоящий фестиваль японо-советской песни. Об этом стоит рассказать подробнее.
Глава компании «Исии мюзик промоуши» сообщила, что вечером на концерте нас будет приветствовать популярный в Японии и Советском Союзе вокальный квартет «Дак дакс» («Черные утята»).
«Отработали» мы первое отделение, идет второе. В самом конце его значилась по программе песня Григория Пономареико «Оренбургский платок». Не успела я допеть последнюю ноту, как на сцене появились симпатичные парни из «Дак дакс», с которыми я познакомилась еще в Москве. Один из них рассказал публике об авторе песни (между прочим, этот квартет прекрасно исполняет «Тополя» Пономаренко), о далеком Оренбурге, где делают известные на весь мир платки из теплого козьего пуха, о том, что оренбургский платок в песне – трогательный символ дочерней любви к матери:
Сколько б я тебя, мать, ни жалела,
Все равно пред тобой я в долгу.
Потом по знаку старшего они выстроились полукругом около микрофона и стали петь, как видно, очень популярную в Японии песню, потому что публика зааплодировала. А когда все вместе, впятером, мы запели «Подмосковные вечера» Соловьева-Седого, в зале раздались такие овации, что заходила гигантская люстра под потолком. Я исполняла первый куплет, они – второй, а потом подхватывал весь зал.
После концерта я поинтересовалась, о чем была песня, на которую в первый раз так бурно реагировали слушатели. Оказывается, японская песня, как и «Оренбургский платок», тоже посвящалась матери. Только там мать посылает своему сыну, уехавшему на заработки в город, варежки, чтобы он не мерз и чаще вспоминал родной дом.
– Вы знаете, – сказал Тору Сасаки, один из певцов квартета, – в Японии, как ни в какой другой стране, высоко развит культ матери, учителя, воспитателя. На свадьбе, например, учителя сажают рядом с матерью и молодоженами. Вот почему публика так откликнулась на ваш лиричный «Оренбургский платок» и на «Варежки», ведь обе песни воспевают одни и те же морально-этические ценности, определяющие национальный характер наших народов. Только ваша песня глубже. Ведь матери всегда любят своих детей, тут все ясно, проблема в том, как дети отвечают на материнскую любовь.
В Японии с легкой руки одного бойкого журналиста меня окрестили «королевой русской песни». «Так надо для рекламы, – объяснили мне, – в бизнесе без броских эпитетов не обойтись. Мы ведь должны на вас заработать».
Однажды со мной пожелал встретиться представитель одного хорового общества; он приехал в гостиницу, представился и осторожно спросил, не соглашусь ли я участвовать вместе с его хором в телевизионной программе.
– Правда, нам известно, – добавил он, – что у вас «закрытое» общество и поэтому такое не приветствуется.
– Что ж, – шутливо ответила я, – если вы считаете, что наше общество «закрытое», я постараюсь его открыть хотя бы для того, чтобы вы больше никогда об этом не говорили. – И раскланялась типичным японским поклоном в знак уважения и почтения к собеседнику.
В
Вообще, находясь на гастролях в разные годы в этой стране, я воочию убедилась, как велик интерес японцев к нашей культуре. К пластинкам здесь, как правило, прилагаются буклеты с текстами песен на русском и японском языках, издается большое количество всяких красочных каталогов и песенников. Когда я спросила, чем объяснить такой интерес к советской музыке в стране, испытывающей огромное воздействие американского образа жизни, в том числе американского джаза, мне ответили, что русская песня привлекает японцев своей эмоциональностью, задушевностью, глубиной содержания… И не только песня. Токийская группа «Гэкидан тоэн» поставила спектакль по повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие…», используя опыт Театра на Таганке. Артисты труппы – а их более пятидесяти – не пропустили ни одного выступления советских театральных и музыкальных коллективов, приезжавших на гастроли.
– За шестнадцать лет работы в театре сыграно немало ролей в пьесах Горького, Чехова, Островского, – рассказывал режиссер и актер Нобуо Лцукава. – А спектакль о героических прекрасных девушках, гибнущих от пуль фашистов, вызвал живой интерес общественности. Даже такие влиятельные, солидные газеты, как «Асахи», «Майнити», «Иомури», благожелательно откликнулись на нашу работу.
В то время японский театр переживал период подъема. Несколько театральных трупп, объединенных под названием «Сингэки» («Новая драма»), поставили десятки пьес, начиная от Мольера и Чехова и кончая Теннеси Уильямсом и Юкио Миснмо. Благодаря слиянию чужеземного наследия с национальным, взаимному оплодотворению и синтезу культур создаются спектакли, существенно влияющие на характер, взгляды и суждения жителей японских островов.
Встретилась я и с господином Аояма, руководителем песенно-танцевального ансамбля «Катюша», пропагандирующим много лет русские и советские песни и танцы. Он влюблен в свою работу, не жалеет на нее ни сил, ни времени.
– Нам, конечно, далеко до коллективов Игоря Моисеева или Бориса Александрова, – говорил нам Аояма, – но мы уже имеем в репертуаре примерно полторы сотни русских и советских танцев и песен, и выступления нашего ансамбля пользуются неизменным успехом. За год проводим более ста дней в гастрольных поездках и даем до восьмидесяти концертов, включая музыкальные спектакли. Желающих попасть к нам молодых певцов и танцоров хоть отбавляй. Мы принимаем, разумеется, самых талантливых и обязательно любящих русские и советские песни и танцы всем сердцем. А таких немало. Поначалу, правда, нам приклеивали ярлык «красные» и всячески мешали развитию нашей деятельности. Но прошли годы, и все больше японцев понимают: наше искусство вселяет силу и бодрость в людей, содействует дружбе и миру между народами Японии и СССР.
Отношение японцев к Советскому Союзу было поистине замечательным. Я имела случай лишний раз в этом убедиться на торжественном открытии пятого на острове Хоккайдо Дома японо-советской дружбы в Хакодате. Место для красивого двухэтажного здания, построенного на средства общественности города, было выбрано очень удачно, на живописном холме. И когда ходишь по светлым залам и уютным комнатам, чувствуешь, что архитекторы и строители вложили всю душу в дело рук своих, тщательно продумав проект и претворив его в жизнь. Я беседовала с председателем комитета по созданию Дома дружбы, президентом Общества японо-советской дружбы Т. Като.
– Долг каждого честного человека, – сказал он, – всеми силами содействовать улучшению отношений между народами и государствами. Соседи тем более никогда не должны жить в ссоре. Развитие контактов, культурных связей служит благороднейшему делу – установлению и укреплению мира на земле. Я уверен, Дом японо-советской дружбы, открытый в Хакодате, сыграет свою важную роль в этом процессе. Мы не пожалеем усилий на пути укрепления добрососедских отношений с советским народом, какие бы препятствия ни чинили нам молодчики из числа «ультра».