На перекрестке миров
Шрифт:
Вода вокруг продолжала нагреваться. Я покрутил головой, стараясь разглядеть еще хоть что-то, но видел только кружившие вокруг светящиеся струи. В груди начало гореть и, оттолкнувшись, от дна, я поспешно ринулся наверх, к рыжему огоньку, заботливо обозначающему путь из-подо льда.
Вынырнул на поверхность и с упоением глотнул пряный морозный воздух. Здесь было значительно холоднее, чем внизу, но разгоряченное тело на мороз почти не реагировало. А обычно ноющие раны и вовсе не отозвались на смену температуры.
Зато, не успел я проморгаться, как на меня набросилась
— Рей, ты с ума сошел! Я уже думала, ты утонул. Ну нельзя же та… — Она споткнулась на полуслове и уставилась на меня широко распахнутыми глазами. Выдохнула потрясенно и, приблизив фонарь, несмело коснулась моей щеки. — Святая Мать Прародительница! Не может быть…
— Что? — Я не понял причины ее замешательства, как толком и не ощутил прикосновения. Видно, вернувшись в холод, кожа потеряла чувствительность.
— Ты… У тебя… — пролепетала ошарашенная Ксана, а потом вдруг резко села и, положив руку мне на макушку, толкнула обратно в воду. — А ну-ка нырни еще разок!
Вот же непостоянные создания эти женщины! То ругаются, то заставляют снова нырять. Впрочем, сил на второй заплыв было предостаточно. И я с каким-то нездоровым азартом и странным удовольствием вновь погрузился в манящую воду. По венам по-прежнему бежала горячая лава. Тело звенело от переполняющей его энергии. В несколько сильных размашистых гребков я добрался до подводной купели и коснулся ладонью горячего гладкого камня. И вновь почувствовал непреодолимое желание задержаться здесь подольше. Жаль только, воздух в легких заканчивался слишком быстро.
Пришлось повернуть и спешно выбираться на поверхность. Над головой, как и прежде, горел желтый огонек, и теперь я точно знал, что это Ксана высвечивает мне путь на поверхность. Сердце заполнила радость. До самых краев. Так, что хотелось кричать во все горло. И я понял, что еще сильнее, чем погрузиться в лоно источника, я хочу видеть анью Эдан. Смеющуюся, радостную, счастливую. Счастливую рядом со мной.
И каково же было мое удивление, когда, вынырнув, я застал ее смеющейся. Роксана отбросила фонарь и обхватила обеими руками мое лицо. Подалась вперед, оказавшись близко-близко, и восторженно выдохнула:
— Какой же ты красивый…
Кожи коснулось горячее дыхание, а потом и мягкие, нежные губы. Сладкие до одури.
Не успел я ответить на поцелуй, как девушка поспешно отстранились. Зеленые глаза светились счастьем, на алых губах играла шальная улыбка. Сбывшаяся мечта, да и только.
— Ты что же, ничего не понимаешь? Очнись, Рей! Погляди на себя!
Я опустил взгляд вниз, на выступающую из воды грудь, и… не поверил своим глазам.
Сочащиеся сукровицей гнойные раны стянулись и очистились. А на месте некоторых так и вовсе остались лишь белесые рубцы. Я провел ладонью по мокрой коже и не почувствовал боли. Провел еще раз, не веря тому, что видел и ощущал. Должно быть, это сон… или иллюзия. Морок какой-то. Даже если вода в озере целебная, не может же быть, чтобы вот так, за
Настолько, что я с силой ущипнул себя за ухо, пытаясь вернуться в реальность. Ухо отозвалось резкой болью, а я с нажимом провел по правой щеке, не зная, как реагировать на нежданно свалившееся на голову счастье.
— Невероятно, — словно вторя моим мыслям, протяжно выдохнула Ксана и тоже дотронулась до моего лица. Провела пальцем от самого глаза до подбородка.
Я перехватил ее ладонь и прижал к губам. А после порывисто подался вперед, горя желанием вновь приникнуть в поцелуе, но Роксана вдруг спохватилась.
— Ох, Рей. Что ж мы сидим тут? Холодно же! Вылезай скорее. Отморозишь себе еще что-нибудь ненароком.
Она вскочила на ноги и метнулась к моей одежде.
Я и сам уже начал ощущать холод, а потому просить дважды не пришлось. Оперся на ледяной настил и с легкостью подтянулся, выбираясь из проруби. И тут же мне на плечи легло тяжелое, подбитое мехом пальто. Я запахнулся и, нашарив глазами сапоги, поспешно обулся. Ступни на снегу мерзли больше всего.
Ксана поглядела на меня негодующе.
— Может, хоть штаны наденешь?
— А… псу под хвост! И так сойдет, — отмахнулся я и вознамерился накинуть капюшон.
Но Роксана не дала. Стащила с головы пуховую шаль и принялась вытирать мое мокрое лицо, а затем и волосы, с которых противно капало за воротник. Потом сама накинула мне капюшон и, к моему величайшему удивлению, стала споро расстегивать свое пальто.
— Что ты делаешь? — опешил я.
— Грею тебя, — выдала эта искусительница и, распахнув и мой тулуп тоже, приникла к груди. Крепко обняла за талию.
В первое мговение я даже растерялся. Никак не ожидал, что Ксана способна на подобное проявление заботы. Пожалуй, я многого не знал о ней прежде. Или не замечал… Но то, что открывалось сейчас, заставляло прерывисто стучать сердце. А еще… Впервые за долгое время тело отреагировало на объятия так, как полагается. Не дикой режущей болью, а сладостной негой, разлившейся по телу. Я обнял девушку в ответ, укутав стройную фигурку длинными полами, словно в кокон завернул. Подумалось, что вдвоем согреться в зимнюю стужу куда проще, чем в одиночку. А уж насколько приятнее…
Роксана была такая теплая, мягкая, что не было никаких шансов остаться равнодушным. Я почувствовал, как напрягается тело. Как каждая клеточка отзывается на такие, казалось бы, невинные прикосновения. На горячее дыхание, что невесомо касается шеи. На нежные пальчики, скользящие по лопаткам. На длинные ресницы, что щекочут каждый раз, когда Ксана моргает. И даже кружевной накрахмаленный воротник монастырского платься, покалывающий кожу, вызывает сладкую дрожь во всем теле.
Я не удержался. Зарылся пальцами в длинные волосы, дернул, заставив анью откинуть голову, и жадно приник к губам. Сладким и дурманящим, словно пьяная вишня. Вокруг трещал мороз, но нам было хорошо и уютно в нашем коконе. В нашем собственном крохотном мирке.