На проклятом пути Великого Шута
Шрифт:
Тридцать лет назад была и незабываемая гулкая, глухая пелена, укутавшая все чувства — заглушившая страшный, высасывающий силы голод души, но и словно отрезавшая половину восприятия. Разошедшаяся трещиной именно здесь, под сводами Храма — когда Ланданир сказал Арталиону самое важное на тот момент, но сказал излишне поспешно — я не хочу знать, кем ты был раньше. Важно то, кем ты будешь дальше. Прошлое не важно. Имя — важно. Понимание, кто ты есть — важно. А прошлое… далеко не всегда.
Вот, держи чашу, выпей — ты напряжен, словно готовишься каждую секунду бросить тело в бой, даже до того, как осознаешь
Но его все равно не отвергли, его приняли, ему дали тот камень, поднесли чашу с питьем — очень слабый сонный дурман, который не должен был взять закаленное воздействием самых разных эликсиров и зелий тело комморита, даже будучи втрое крепче… Только вот Арталион провалился в грезу почти моментально: не от сонной чаши, но от мелодии, что напевал, казалось, сам Мировой Дух — через своих жрецов, неразличимо сходных меж собой близнецов Ланданира и Элиатэ. Тебя всю жизнь учили, как надо — потому что кто-то когда-то так сказал. Ты единственный раз сделал, как считал нужным — и тебя это чуть не сломало. Но ты выжил, а значит, должен продолжать быть собой, так? — гулко спрашивал Мировой Дух в самой глубине того видения. — Вот поэтому иди и живи дальше. И не смей отступать.
Это было очень похоже на слова Кирваха, Мастера Труппы — того арлекина, что и привел Арталиона к экзодитам. Правда, Кирвах всегда недоговаривал — но так искусно, что любую недоговорку можно было понять и без слов. Верно ли, или нет — уже вопрос, конечно. Но додумать можно было всегда.
Та самая туманная пелена в сознании была их, арлекинов, которыми руководил Кирвах, «прощальным подарком», и именно этот подарок не дал Арталиону свихнуться от сосущей пустоты, ужасающего Голода, терзающего души всех друкари, пока он думал, идти ли ему к Храму впервые.
— Вы что-то со мной сделали, так? — спросил Арталион тогда перед уходом труппы. — Я не понимаю, как так вышло, но мне будто не нужно ничего делать с опустошением души — я его не чувствую, но я и не чувствую почти ничего вообще — ни эмоций, ни…
— Да, сделали. Ты не хочешь знать, что именно, — Кирвах наверняка ухмылялся даже под маской, судя по голосу. — Это совсем маленький подарок — на дюжину дней его хватит, пожалуй, но не больше. Он тебе поможет принять решение.
— Какое?
— Хочешь ли ты жить дальше, конечно же, — Кирвах беспечно пожал плечами. Движение вышло плавно-текучим, красивым, но несколько нарочитым, точно часть танца. Его ухмыляющаяся маска — лик Цегораха — словно улыбнулась еще шире, но глаза за прорезями маски блеснули, казалось, с нескрываемой печалью. Нет, с сочувствием, понял Арталион изумленно. Это было именно сочувствие, но не жалость, нет. — Такие решения надо принимать на трезвую голову, друг мой. На абсолютно трезвую.
— Ты сделал все верно. Мы, пожалуй, тоже. Но поганое упрямство — вещь такая, с ней никто не может быть уверен, когда она выставит свои рога, — один из арлекинов, здоровяк в двуликой маске, невесело
Мим труппы, изящный танцор, приложил ко лбу оттопыренные пальцы, показывая рога, и наклонил голову, изобразив упрямое травоядное животное. Теневая провидица же просто подошла и быстрым, неожиданно мягким жестом погладила по щеке ошеломленного комморрита.
— Я думаю, решение ты примешь верное. Все-таки у тебя неплохо с верными решениями. Ты спас много душ — мало кто отважился бы на такое.
И она ушла в открывшийся портал Паутины, мерцающий яркий провал в мистическое никуда — как и все они, труппа Кирваха, арлекины, что вытащили Арталиона из Комморры — а впридачу получили окончательно испорченные отношения с провидцами одного из миров-кораблей.
О, это было то еще представление — по словам Кирваха и его друзей.
Провидцы, экзархи, просто старшие из жителей мира-корабля — они смотрели на гостей корабля настороженно, но если взгляды, касающиеся ярких одежд и причудливых арлекиньих масок были всего лишь холодно-вежливы, то незваного гостя в черной броне сожгли бы на месте убийственным морозом ненависти, если бы могли.
Может, впрочем, провидцы и могли — только опасались так открыто враждовать с Кирвахом и его танцорами — это же они привели с собой комморрита. Дети Цегораха славились дурным нравом, и проверять, насколько это правда, азуриани не торопились. По крайней мере пока. Но голос Старшего Провидца — как там его звали, Йандир? Кажется, да — делался все более раздраженным и негодующим, еще немного — и тот повысит его почти до крика.
Кирвах сперва скучающе крутил в пальцах тонкую пластинку с изображением арлекиньих масок, потом сунул ее за пояс, стянул с руки узорчатую перчатку и принялся ровнять обломанный ноготь крохотным кинжалом — игрушка, извлеченная им из рукава, точно сама собой возникла в руке Мастера Труппы. Вопиющее неуважение к собеседнику он мог продемонстрировать и иначе, но вряд ли существовал более оскорбительный способ.
Кирвах скучал — точнее, показывал, что ему скучно. На самом деле он был вне себя от злости. Йандир выступил вперед, опираясь на свой посох — сжимал его так, что аж костяшки побелели, и продолжал:
— Всего пару годовых циклов назад такие вот захватчики в черной броне унесли с собой десятки жизней наших братьев и сестер, разграбили половину корабельного уровня, унесли столько вещей, вообще непонятно, как они их втиснули на свои челноки — и мы чудом только сумели отбить атаку до того, как они попробовали прорваться к святилищу душ и…
— Ну значит, считай, что он вернул долг, — Кирвах перебил гневную речь Провидца, и тот аж захлебнулся своими же словами. Воздух вокруг него заискрился от крохотных разрядов. «Провидец, тише», — потянул его за рукав кто-то из экзархов. — «Это не мое дело, как с ними говорить, но не стоит устраивать новый бой с теми, кто пришел не как открытый недруг»
— Налетчикам не нужны были камни вашего святилища. Точнее, они пришли именно за психокостью и драгоценностями, вот и все. Может, за рабами — на этом их амбиции заканчивались. Крошечный кораблик друкари и отряд в пару десятков воинов — куда им святилище еще штурмовать-то? Это были скромные корсары, судя по всему, — Арталион понимал, что точно не сделает лучше, вмешавшись, но смолчать не мог. — Они попросту взяли, что хотели — и смылись. Выставляешь себя защитником, да? Не смогли помешать им уйти, а туда же…