На распутье
Шрифт:
Так без славы погубили русские полки.
…Воеводы в Цареве Займище, Елецкий и Валуев, сильно надеялись на рать Дмитрия Шуйского, но 25 июня пополз зловещий слух, что тот наголову разбит под Клушином и сам с позором бежал. Думали, что это лишь слух, распространяемый переметчиками. Но тут под Займище явился гетман и потребовал к себе воевод. Съехались за городом. Жолкевский под усиленной охраной гусар остановился, не доезжая шагов десяти до воевод.
— Сдавайтесь! — крикнул надменно гетман. — Шуйский бежал в Москву — вот его пленные воеводы. Или признаете королевича
— Будет ваша Москва — тогда присягнем королевичу и мы, — мрачно выговорил Валуев. — Сперва спробуйте ее добыть!
— Возьму вас, и Москва будет за нами! — Гетман глядел насмешливо на пленных воевод.
Скрепя сердце, не видя возможности защищаться, воеводы приложились к кресту, присягнув Владиславу. Было мерзко на душе. Валуев сказал мрачно:
— Кажись, продали Россию!
Елецкий махнул рукою.
Чуть погодя покорились без сопротивления Борисов, Волок, Ржев, Можайск и Погорелое Городище.
…Разгром Дмитрия Шуйского под Клушином ободрил самозванца. Снюхавшись с Сапегой, он вышел со своей ратью к Боровскому монастырю. Предавшие князя Михайлу Волконского меньшие воеводы не поколебали его воли: он поклялся умереть, но не отдаться вору и ляхам — и, бившись насмерть, оборонял церковные двери и был изрублен ими на клиросе в церкви. Серпухов самозванец взял с ходу, без пушечной пальбы, ворота города открыли предавшие татары. На дороге стоял Зарайск, но там воеводствовал Пожарский, который так трепанул самозванцево и Сапегово воинство, что оно потеряло треть числа.
— Возьмем Коломенское, передохнем и вдарим по Москве, — сказал самозванец. — А Пожарского я повешу!
Воевода князь Дмитрий Михайлович — Пожарский был сильно озабочен, люд Зарайска волновался:
— Куда нам податься? Чем отдаться ироду Сигизмунду и его сынку Владиславу, лучше уж тушинскому вору.
Кто-то кинул в разгоряченную толпу:
— Идем к воеводе!
Никольский протопоп Дмитрий, как услыхал шум, метнулся к воеводе. Пожарский в кольчуге и при двух пистолях отдавал приказания на воеводском дворе. Горстка преданных ему людей запирала крепостные ворота: с той стороны уже истошно вопили:
— Допусти к воеводе!
Слуга князя показал пудовый кулак:
— Башку проломлю. Осади назад! То рассказанье [55] воеводы.
Протопоп, путаясь в длинной рясе, подбежал к князю, осенив его крестом, проговорил исступленно:
— Во имя Пречистой Богородицы, поклянись, княже, у гроба чудотворца: детинец и город ни вору, ни чужеземцам не сдавать! Русь под чужим сапогом не будет стоять. Положим за нее животы свои, а глумления над нею не допустим!
55
Рассказанье — приказ.
Пожарский, опрокинув бочку, стал ругаться, перемешивая речь крепкими словами:
— А с кем тут биться? Сволочи! Не знаешь, кому верить! Кругом одна измена ползучая.
Допущенные к князю посланцы от города стали
Пожарский глядел на них, прищурив глаз. Вынул из-под кольчуги пистоль и посулил:
— А этого не хотите? Чтоб духом вашим тут не пахло!
После долгой мороки Дмитрий Михайлович согласился лишь на такое целование [56] : «Будет на Московском государстве по-старому царь Василий, то ему и служить, а будет кто другой, и тому так же служить».
56
Целование — договор.
XXXIV
Карл IX был разгневан. По толстому зеленому ковру зашелестели шаги, в парике и белых чулках явился министр иностранных дел.
Известия из России были малоутешительными. Несмотря на то что смертельный враг его — племянник Сигизмунд увяз под стенами Смоленска, дела Шуйского были так плохи, что король Карл со дня на день ждал известия о его падении. Уния Речи Посполитой и России, если ей суждено будет сбыться, подорвет всю его, Карла, европейскую политику, Швеции придется оставаться на задворках Европы.
— Как посмел генерал Делагарди без моего повеления вести переговоры с гетманом Жолкевским?! Он что — сошел с ума или же гнусный изменник, продавший интересы своего короля?!
— Я, ваше величество, разделяю ваше недоумение. Генерала, судя по всему, подвела жадность: царь Василий Шуйский исполнил договорное обещание, заплатил союзному войску жалованье, а Делагарди до сражения под Клушином не раздал его наемникам, очевидно, рассчитывая, что после боя его надо будет платить значительно меньше… Так мне известно.
— Негодяй, как он мог опуститься до такой мелочной алчности! — вскипел король.
— Я получил депешу, ваше величество, что воевода Валуев поддался хитрому обману Жолкевского и признал царем Владислава, и теперь войско гетмана сильно пополнилось.
— А что Сапега?
— Гетман оказывает поддержку самозванцу.
— А на юге что слышно от крымского хана?
— Кантемир-мурза, посланный ханом с десятитысячным войском помочь Шуйскому, оказался хитер и коварен. Царь Василий отправил мурзе богатые подарки, которые должен был вручить князь Пожарский. Однако Кантемир-мурза, взяв подарки, ударил по отряду воеводы Лыкова, сопровождавшего посольство Пожарского, и вместе с Сапегой разбил его.
— Что ждать от татар! Дикие нравы! — кивнул Карл. — Где теперь Делагарди и Горн?
— Мне донесли, что они направляются в Новгород. Или уже там.
Король раздраженно махнул рукой и удалился.
XXXV
Князь Василий Васильевич Голицын сидел за трапезой — грешным делом, любил поесть, — когда явился лазутчик из Рязани. Жена князя знала, что муж, льстя Шуйскому, тайно роет под него, и потому всего боялась. Лазутчик, малый по имени Алексей Пешков, был без промедления допущен к князю.