На развалинах мира

Вольный Владимир Александрович

– Когда?

– Не сейчас. У них нет продовольствия. В посёлке сами себя не могут обеспечить, а тут ещё такой отряд дармоедов. Сыч решил устроить облаву в пустоши – там они видели стадо овцебыков. Но ему нужно оружие. У них его почти нет. Те прутья и ножи, да дубины, которыми они располагают не годятся для того, чтобы выходить с ними на крупных животных. Быка не запугать угрозами – против его рогов требуются настоящие копья! В посёлке некому отливать железо…

Кузнец довольно ухмыльнулся. Сова, искоса бросив на него взгляд, добавил:

– Но там есть мужчины, которые научились выслеживать зверя. Их когда-то учил этому индеец… Они не могут отказаться – в противном случае, Сыч отдаст их женщин на растерзание банде.

– Как они вообще сумели выжить, если

до сих пор не научились делать этого сами?

– Не знаю. Половина их слов просто мне не понятна.

Я согласно переглянулся с Натой – блатной жаргон уголовников и нам, далёким от того мрачного, скрытого от нас, решётками и сроками мира, был знаком лишь понаслышке, а Сове, практически половину своей сознательной жизни, проведшему вдали от городов, он и вовсе ни о чем не говорил.

– … Они вернутся позже. Как только разведают всю округу. Пока, по требованию Сыча, стараются сильно никого не притеснять, но потом он обещал всем погулять от души… Посёлок решили не тревожить, иначе все разбегутся, а пройтись по ближайшим стойбищам и там повеселиться вволю. Ну, а когда обживутся, понаделают луков да копий – тогда и надо их ждать.

– Зря мы их отпустить…

Я посмотрел на Бена:

– Да? А толку? Кто бы остался жив после схватки?

Белая Сова примирительно развёл руками:

– Их надо убивать поодиночке…

– Я не хочу никого убивать!

Он осуждающе посмотрел на меня и вскинул руки к небу:

– Тогда плохо… Потому что они хотят! Пока мой брат будет думать – враг окрепнет и придёт за твоим скальпом. И за скальпом твоей жены. Ты станешь защищаться, но будет поздно, мой брат.

– Если они не совсем идиоты… Тогда они должны понять, что жить так, как они жили раньше, уже нельзя.

– Ты сам в это веришь? – Ната тихо вздохнула.

– Нет, мой брат в это не верит. Тогда почему он так нерешителен? Мы можем навещать их каждую ночь, а утром скальпы врагов будут сохнуть на наших плащах! И с каждым разом врагов будет становиться меньше, а скальпов – больше!

Бен одобрительно кивнул, а Салли одёрнула его за руку:

– Ты есть пока молчать…

– Нет. Мы не будем начинать войны.

Индеец разжег свою трубку и, не спеша, затянулся, после чего передал ее мне.

– Мой брат не объявлял совета. Не стал спрашивать мнения своих спутников. Он все решил сам. Тогда – это участь того, кто взвалил на себя ношу человека, имеющего право отдавать приказания… Белая Сова предупреждал тебя, мой брат. Тебе придется запомнить. Раз ты стал отдавать приказы, то ты – вождь! У тебя, – он обвел всех глазами Еще нет племени. Нет рода, который бы носил твое имя. Нет даже самого имени, достойного вождя. Но есть желание… быть первым. Не смотри на меня так, мой брат. Ты – первый в форте у скал. И население этого форта тебе подчиниться, как я полагаю. Белая Сова останется сам по себе – у него свой род. Но он будет помогать своему брату и его товарищам. Враги его друзей – его враги!

Я потупился. Индеец ясно дал мне понять, что я обращался с ним, как с подчиненным. Для гордой натуры Совы это было унизительно…

– Пусть мой брат Белая Сова простит резкие слова Дара. Время, быть может, еще научит его вести подобающую речь. Но ты прав – я не стану менять этого решения. Войну мы начинать не станем. Даже сейчас, после того, как пролили кровь врага. Я буду ждать, что предпримет Сыч. Он пришел с предложением, пусть и неприемлемым. Главарь бандитов понимает, что наш форт, как бельмо на его глазу, и постарается выкорчевать его всеми доступными способами. Мы – слишком яркий пример для подражания на виду у всей долины. И пусть такое положение продлиться как можно дольше – время работает на нас! Пусть к нам придут еще хотя бы человек семь-восемь, и тогда посмотрим… Провоцировать уголовников я не хочу.

Стопарь угрюмо бросил:

– Не дождаться бы нам вместо этого синеблузых…

Сова вздохнул и опустил руки. В молчании мы разошлись по своим домам. Элина поддерживала Нату за руку – девушка натёрла себе ногу и с трудом могла идти. Я сидел возле очага и вновь перебирал в памяти слова Сыча… Как нам предстояло

жить дальше? Если Сова всё понял правильно, а скоре всего, так оно и было, то нашему будущему проживанию в форте приходил конец… На земле, стряхнувшей с себя, как пылинку, все неисчислимые города и страны, вновь могла появиться, как вечная проказа, одна из её никогда не заживающих язв – война. Между себе подобными! Я впервые пожалел, что так рвался к людям… Мне казалось, что после таких испытаний, уже никто и никогда не сможет поднять руку на человека – нас и так оставалось совсем мало. Но здесь, как всегда и везде, вновь начинал править закон сильного… И трижды был прав Стопарь, заставляя меня определиться и твёрдо следовать дороге, которую я еще не выбрал для себя и для всех обитателей форта. Получалось, что в долине действует три закона: мой, требующей уважения к каждому и соблюдения хоть каких-то мер приличия и порядка, закон свободы, которого придерживался Сова и практически все жители долины, и последний – самый новый и самый старый закон – пришельцев. Закон позволяющий грабить, насиловать и убивать. И даже мой, требовал крови – в целях самообороны. Белая Сова относился к этому проще. Он снял скальп, с убитого Элиной, бандита и, не испрашивая нашего разрешения, подвесил его сушиться на шест, возле входа в дом, где мы жили. Туча, увидев это, охнула, но удерживаемая суровым взглядом Стопаря, смолчала и ничего не стала говорить.

Элина, всегда веселая и вносящая в наш размеренный уклад некоторую искристость, сегодня была очень тиха и задумчива. Она почти не принимала участия в общем разговоре, ограничиваясь односложными ответами. Ната погладила её по голове:

– Лина… Линочка!

Та слабо улыбнулась и вновь замкнулась в себе. Ната расстелила нашу постель – набросила на свежие травы несколько шкур овцебыков со срезанным мехом и, поверх всего, сохранившееся одело – подарок индейца. Простыней, которыми мы пользовались в подвале, у нас не осталось – всё погибло в завалах при последнем землетрясении. Я надеялся, когда ни будь, вернуться туда и попробовать откопать часть прежних богатств, но это было где-то далеко… Более серьёзные проблемы возникли в связи с появлением в долине Сыча и его банды. До той поры мы вынуждены были ночевать так, как это уже давно делали все остальные – прямо на шкурах. В доме было тепло – Ната поддерживала постоянный огонь в нашем новом очаге… Он давал слабое освещение и высушивал неизбежную сырость, накапливающуюся в углах, не имеющего окон, помещения. После подвала здесь казалось тесно, но всё же мы могли разместиться с некоторым комфортом. Впрочем, проводя большую часть времени на воздухе, мы приходили сюда лишь на ночлег. А Сова, в отличие от нас, вообще предпочитал ночевать на открытом воздухе, укладываясь на жесткую землю и пользуясь лишь одной подстилкой из крепкой шкуры волка. Я наклонился к девушке и взял её лицо в ладони:

– Давай спать, солнышко. Нам с тобой рано уходить…

Она безвольно подчинилась. Я подумал – её мысли заняты тем, что она сегодня совершила. Когда мы, с Натой, убили в предгорье тех, кто принес гибель всем ее спутникам, с нами тоже творилось что-то похожее…

– Иди ко мне.

Я поднял её на руки к отнёс к Нате. Подруга сразу обняла её и принялась раздевать. Элина протестующе захлопала глазами, но Ната мягко заметила:

– Это лучшее, что тебе сейчас надо…

Я сел на край. Ната разоблачила Элину и сняла свои одежды, а потом призывно посмотрела на меня. Я последовал ее примеру.

Элина лежала ничком, сведя ноги вместе и прижав руки к груди. Она нисколько не была настроена, на то, чем хотела её отвлечь Ната. Я наклонился к её ногам. Меня уже охватило возбуждение – обнаженные девушки всегда вызывали немедленную реакцию, и я только поражался, тому, откуда у меня порой берутся силы? Элина закрыла глаза. Я бережно перевернул её на живот… Какое-то новое ощущение начало захлестывать меня с головой – мне хотелось сегодня не ласкать, а брать женщин силой, грубо и с болью. Я не понимал, отчего оно возникло, но уже чувствовал, что хочу войти в девушку без тех нежных слов, которые всегда сопутствовали нашим бурным ночам…