На развалинах мира
Шрифт:
– Бьем только тех, кто пришел с данью, я ведь пообещал Бзыку, что его людей мы не тронем! Выполним обещание! Пока…
Они подтягивались извилистой змеей к озеру. По краям каравана, на расстоянии в несколько десятков шагов, шли настороже, около двадцати бандитов. Они были готовы спустить стрелы из арбалетов в любую движущуюся цель. Нервы у них были на пределе, и, не раз, по ходу движения, бандиты выпускали их в холостую. Мы спокойно пропустили их к поселку и, когда первые стали облегченно опускать оружие и входить на площадь, встали во весь рост и, не таясь, вскинули луки…
– Мать вашу!
На этот раз мы били не по ногам – для этого нужно было подойти слишком близко. Я не целился в кого-то конкретно – лишь бы зацепило. Зато Сова, имеющий больший опыт в этом деле, знал, в кого он хочет попасть. Его стрела пролетела над головами почти всей своры и вонзилась в спину кого-то из охотников – не бандита. Я удивленно посмотрел на индейца. Тот хмуро бросил на мой невысказанный вопрос:
– Предателей, тоже надо убивать. Это был предатель…
Отряд охватила паника. Те, кто был позади отряда, буквально по головам втискивались, между холмов, в поселок. Мы так напугали их, что они уже не разбирали, куда бегут! А ведь нас было всего двое против чуть ли не семидесяти уголовников!
Перепалка между вожаками возобновилась сразу, едва они почувствовали себя защищенными от стрел. Они орали, что-то непереводимое. Из всей их речи, слух с трудом улавливал какие-то знакомые слова… Сова поморщился, он давно отвык от такого обращения и вовсе не понимал, как можно общаться на подобном языке…
– Эти люди называли меня и Ульдэ дикарями. Но разве Ульдэ позволила бы себе хоть одно такое слово? И кто, в таком случаи, из нас дикарь?
– Ты прав, мой брат. Наши правители позволили споить северные народы и научили их ругаться – так что, Ульдэ, еще в какой-то мере не коснулись блага цивилизации.. А эти, вообще, не люди. Поэтому, у них и язык – не человеческий. Наверное, для них больше подошли бы пляски и обряды людоедов и их шаманов!
Сова хмуро обернулся.
– Не все шаманы были людоедами, и не все вели свои народы к гибели!
– Извини меня. Я вовсе не хотел тебя оскорбить или обидеть. Я мало что знаю про шаманов, только то, что их изображают часто с бубнами да погремушками в руках и масками зверей на лице. Да еще танцующих, возле костра, с жертвенным ножом в руке.
Сова сменил гнев на милость…
– У твоего брата тоже есть бубен и жертвенный нож. И танцевать возле огня он еще будет, когда придет время. Я – шаман… Ты пока не веришь в это, как не верил в то, что станешь вождем. Но ты уже начинаешь отвечать не только за себя – за всех людей долины.
– Ладно. Их ссора затянулась, и они могут начать убивать друг друга!
– Сова не станет им мешать в этом.
– Я тоже… Давай подползем поближе. Мне интересно, до чего они, все же, договорятся.
Мы перебрались под самую ограду поселка – после прихода банды, людям пришлось поставить ее, по приказу Сыча. Здесь уже можно было услышать все, более отчетливо…
– Сыч! Зуб даю, их всего двенадцать! Он сам мне так сказал. А видели мы лишь двоих!
– Да? У тебя было больше двадцати боевиков, так какого хрена ты с ними разговаривал? Хватит, проявил себя уже… Девку упустил, людей потерял – сиди и не рыпайся. Из-за твоей дурости, в поселке станут слишком много думать, понял?
– Ну,
Сыч смерил его тяжелым взглядом…
– Пока еще я решаю – кому и куда идти. И кто поведет – тоже. А тебе, лучше помалкивать.
Он оглянулся на сгрудившихся, в ожидании, бандитов и заорал:
– Живее, тля! Ходят, как сонные мухи! Чуха, вали сюда!
Я свел брови – к главарю подбежали Чуха, дебил и Циклоп – тот самый, что первым стал насиловать, обреченную на смерть, дочь Бороды…
– Живо! Бери человек двадцать – и за ограду. Эти двое не могли далеко умотать! Найди и притащи ко мне, хоть живыми, хоть мертвыми! Главное дело, поймай вождя ихнего! Дара! Ссука!.. он зло выругался – Напрасно я не придавил его там, в лесу… ну да ничего – ошибочку исправим. Вернетесь, в форт пойдем. Камня на камне не оставлю от поганцев, всех урою!
Мы быстро бросились прочь – из поселка выбежало около двадцати человек. Они рассредоточились и стали прочесывать местность. Пропуская мечущихся меж трав, разведчиков, мы вполголоса переговаривались между собой.
– Мой брат… Ты больше меня жил среди людей, а Сова уже отвык от них. Почему эти люди такие? Так жестоки и злы? Я понимаю твою жестокость, она оправдана, хоть и страшна. Но они начали первыми – ни за что!
– Видишь ли, Сова… Сыч и его банда, они всю свою жизнь провели там, где нормальный человек просто бы не выжил. И у них всегда была своя жизнь. Свое братство – насквозь лживое и гнилое, но братство. Спаянное не общими помыслами или идеями, хотя существовали и их идеологи, а общим страхом перед наказанием. И страхом – перед своими же. Уйти из этого братства, значит, подписать свой приговор. Завязать – стать презренным и попасть в число мужиков, то есть, тех, кого мне однажды Ната, очень точно назвала – серыми. Это не мое словно – это из их жаргона. А такого можно унижать, грабить, насиловать – как хочешь и где хочешь. Себя они, напротив, считают элитой, хотя, это просто накипь, которую вовремя не успели снять и выбросить за ненадобностью.
– Тогда почему их в свое время не уничтожила власть?
– Ты уже все забыл? Ты, на самом деле, давно ушел от людей… Есть такая пословица – ворон ворону глаз не выклюет! Те, кто был заинтересован в том, чтобы преступность сохранились, защищали их такими способами, которые и в голову бы не пришли обычным людям. Зачем? Любая власть всегда могла и всегда может справиться с любой, даже самой сильной мафией, если захочет. Но – если захочет! Для этого не нужно много средств и людей, достаточно дать эту возможность народу.
– Но были влиятельные люди, которые не хотели, чтобы народ справился с уголовниками. Так?
– Конечно. Если народу некого будет бояться, зачем тогда народу сама власть?
Сова скупо усмехнулся:
– Что ж… Тех людей больше нет.
– Кто знает? Тихо…
Мимо нас прошло несколько человек. Я вжался в траву, стараясь даже не дышать, они стояли всего в двух шагах от наших голов…
– Куда они делись? Уже все прочесали, до самой опушки дошли.
– Да свалили они давно – не совсем же дурни! Кто будет ждать, на свою голову, пока его на кол посадят? Муха большой любитель этого дела…