На узкой лестнице (Рассказы и повести)
Шрифт:
Так размышлял Иван Иванович, бросая косые взгляды на счетчик, а он щелкал, как настенные ходики, только в десять раз быстрее.
Если старик действительно зарыл клад, тогда не оберешься. Затаскают свидетелем. Шутка ли, в наши-то дни…
Лес давно кончился. За окном расстилались вспаханные пригородные поля. Вдалеке, с правой стороны, показалась черная точка. Она быстро приближалась, превращалась в будку автоинспекции. Шофер сбавил скорость. И вот уже стал виден стоявший у будки желтый мотоцикл и милиционер у обочины, в комбинезоне,
Потом, уже спустя много времени, Иван Иванович ничего толком объяснить себе не мог: как же это все случилось. Но он точно запомнил: неведомая сверхъестественная сила словно свинцом налила руки, помутила рассудок, и он, как будто бы сбросил скорость, стал притормаживать.
Лицо старика окаменело, черты заострились.
…И тут они встретились взглядами — таксист и старик… И этот взгляд старика! Иван Иванович почти физически ощутил его тяжесть, его жесткую проницательность; в нем было что-то такое, что надо увидеть и почувствовать самому. И таксист испытал неприятное ощущение, словно укололи его иглой сквозь пижонский фирменный пиджак.
Машина, поспешно набирая скорость, как-то особенно легко понеслась по асфальту.
А старик уставился прямо перед собой, на ровный асфальт, убегающий под колеса. Спокойно! Спокойно! Не надо думать о сердце. Все образуется! Все образуется! Оживут по весне черные поля, и пройдут по теплой земле в боевом порядке трактора; лес оденется новой листвой, и все будет, как всегда. И какой-нибудь новый жилец выйдет на кухню, прислонится лбом к стеклу и будет чувствовать себя, как на вертолете, зависшем над землей. А может быть, и ничего не будет чувствовать — поведет вокруг молодым пустым взглядом и скажет: какая скукота.
А что Иван Иванович? Сами изобрели и приспособили к жизни винтик. Одушевили его и не заметили, как, неприметный сперва, он превратился в гигантский штопор и буравит, буравит… И ничего с ним теперь не сделаешь, не сожмешь обратно. Сами виноваты, просмотрели, слишком заняты были.
А может быть, так было всегда?
К старости у человека больше вопросов, чем ответов.
А таксист между тем, не переставая, казнил себя: «На шишку нарвался… Теперь это совершенно точно… Ну, надо же… Хоть бы штампы им на лбу ставили: шишка — и отвались…»
Остановились у дома старика. Первый раз за всю поездку Иван Иванович резко затормозил, и то потому, что в опасной близости перебегала дорогу девушка. Белые волосы из-под белой шапки, белый пушистый воротник, белое лицо, и из этой белизны стрельнули в сторону машины большие черные глаза. Такие черные, аж оторопь взяла.
Старик отсчитал положенную сумму, подумал и добавил десятку. Черт с ней, пусть подавится!
Шофер держал руки на баранке и смотрел прямо перед собой и тем самым демонстрировал полное пренебрежение к дензнакам.
Старик положил их ему на колени, вылез, стараясь не наступить на полы плаща.
Машина медленно поползла к стоянке, старик задумчиво смотрел ей вслед. Машина уползла осторожно, словно раненый зверь, и плоским был ее багажник, словно
НАСТОЯЩАЯ ЖИЗНЬ
Впервые за много лет инспектор ГАИ остановил автобус Василия. Капитан не суетился, не старался сразу же высказать свои замечания. Он обошел вокруг автомобиля, внимательно осмотрел его, словно собирался покупать, и закурил.
Вся телевизионная бригада тут же высыпала наружу и обступила капитана. Редактор — старший командировки — привычным движением извлек удостоверение, и оно, описывая дугу, проплыло к инспектору.
— Телевидение! Чем обязаны? — спросил редактор с гонорком.
— Знаю, что телевидение, — каким-то домашним тоном сказал капитан. — Всегда рады приезду в наш город. А вот сейчас, понимаете ли… — Он запнулся, подбирая слова. — В общем, понимаете ли, обстановка сложилась несколько необычная. В городе проходит всесоюзная конференция, из-за рубежа гости приехали…
— Вот нам как раз и нужна конференция, — перебил редактор и посмотрел на часы.
— Нельзя на этой колымаге, — сказал капитан и кивнул на автобус. — Что подумают гости? Ваш драндулет испортит лицо города.
Редактор иронично улыбнулся.
— Дорогой капитан, в данном случае важна не форма, а содержание.
Кинооператор и осветитель поддакнули, да так, словно подтвердили свою готовность к кулачному бою. А Василий, шофер, покраснел и почувствовал тяжкий стыд, будто бы колымага была его собственностью и он всех поставил в неудобное положение. В один из профилактических простоев Василий выкрасил своего друга голубой масляной краской, а шары на железных стержнях, которые красовались перед радиатором, — серебрянкой, и вроде бы ничего… Никакая не колымага, никакой не драндулет. Обычный автобус прежних выпусков. Старикам, как говорится, везде у нас почет, ветеранам — тем более.
— Товарищи, прекратим бесполезный спор, — твердо сказал капитан. — Вы люди грамотные, должны понимать — это не моя прихоть.
Редактор смотрел на капитана, и ляжки его, туго обтянутые джинсами, крупно вздрагивали от негодования.
— Ну хорошо, — сказал он зловеще. — Мы будем говорить в другом месте.
— Ваше право, — сказал капитан.
— Вася, разворачивай!
Когда отъехали километров пять, редактор весело сказал:
— С ним спорить — лить воду против ветра. Давай, Вася, проселками. Ввалимся к этим чистоплюям с другой стороны.
Василий тут же круто свернул в сторону и о редакторе подумал с уважением: если тот служил в армии — наверняка был старшиной.
Все получилось, как и задумали. В спокойный вечерний час, когда солнце уже приготовилось уйти за горизонт, голубой телевизионный автобус, ошарашивая прохожих своим величием, появился на улицах городка. Многие останавливались и смотрели ему вослед. Старики вспоминали молодость, молодежь наверняка иронизировала: приделать бы к нему реактивный двигатель.
А телевизионная братия спешила занять места в гостинице.