На задворках империи

Булычев Андрей Владимирович

— Зато сегодня прямо по-ба-арски ужинаем, — проворковал, пробуя варево ложкой, Лёнька. — Жидковато, конечно, не как на квартировании каша, но зато ску-усно.

— Так и ничего, что жидковато, — произнёс Чанов. — Мясное же. Ну-у чего ты, долго ещё ждать?

— Обожди, Ваня, крупа не разварилась, — дуя на ложку, ответил ему Блохин. — Чего толку не размякшую глотать, такая и сытость не даст. Ещё немного времени нужно.

— Не разварилась у него, а сам вон уже третью ложку подряд мечет, — проворчал Чанов. — У меня, глядючи на тебя, уже

опять брюхо, как вчера, сводить начало.

— Всё, нет больше деревянного. — Ярыгин кинул обрубки от повозки в кучу подле костра. — Маленькая арба была. Лёнька, дай мне тоже попробовать? Гляди, сколько я тебе дров наготовил.

— Да обождите вы! Ну чуток ведь ещё поварить нужно! Стёпа, ты треть дров в сторону отложи, чтобы ненароком всё не спалить. Утром в оставшееся в котле снега докинем, покипит маненько, и жижу как похлёбку черпать будем.

Эту ночь драгуны из отделения Гончарова спали сытыми. Храпели, прижавшись друг к другу под одной буркой, Тимофей с Лёнькой, так же как и они, грелись все остальные, а порывистый ветер накидывал на парусиновую палатку снег, заметая её. Дремали рядом, сбившись в небольшой табунок, и кони. Они-то и разбудили поутру Кошелева своим фырканьем.

Еле сдвинув в сторону занесённый снегом полог, Федот, кряхтя, вылез на карачках наружу. Ветер стих, в распадке прояснилось, но стало заметно холоднее.

— Вставайте, ребятки! — крикнул он, оглядываясь. — Подъём, подъём, вон как подморозило. Встаём, наших догонять нужно.

Через два дня растянутая колонна осадного корпуса достигла предгорий у Памбакской долины. Здесь, у селений, стояли армейские обозы, не посмевшие зайти в горы. Спустившись, Гудович дал войскам пять дней отдыха. Далее они пошли неспешным маршем в Тифлис.

Также претерпели страшные лишения и войска под командованием Небольсина, которые, дабы не быть отрезанными от основных сил персами, Гудович повелел выводить из Нахичевани. На марше они были окружены и атакованы тридцатитысячной армией Аббас-Мирзы, но, разбив её, сумели прорваться через Карабахский хребет к Шуше. Дорога на Елисаветполь была для них открыта.

К Рождеству обе части Закавказской армии смогли достигнуть зимних квартир. Эриванский поход Гудовича, покрывший славой русских солдат, нанёс репутации и высокомерию фельдмаршала жестокий удар. Расстроенный физически и нравственно, осознавая своё бессилие руководить делами в Закавказье, он просил государя уволить его с должности наместника и командующего армией.

Просьба маститого фельдмаршала была уважена, и указом Александра I в преемники ему был назначен генерал от кавалерии Тормасов Александр Петрович.

Глава 7. Взвод

— Света сюды дай побольше, — проворчал эскадронный лекарь. — Сто раз уже говорил — на перевязку больше его надо. Нет ведь, всё в потёмках вечно делать приходится.

— Да уже три сальных свечи зажгли, Акимович, — хмыкнул Блохин. — Чего мы виноваты, что ты как тот старый,

слепой кот уже, который в сенях мордой в миску тычется?

— Ты мене попеняй ещё, попеняй годами, Лёнька! — взрыкнул лекарь. — Забыл, как я тебя самого штопал? Ох и попадёшься ты ко мне в руки, зараза болтливая!

— Да не дай Бог! — Тот перекрестился и пододвинул ближе зажжённый масляный светильник. — Я уж лучше, если вдруг какая рана и случится, в полковой госпиталь отдамся.

— Ну вот и этих надобно было там же держать. — Эскадронный эскулап мотнул головой в сторону топчанов с Балабановым и Еланкиным. — Нет ведь, с собой на квартиры всё тащат, а ты ходи по ним по всем, обихаживай.

— Ладно тебе, Поликарп Акимович, ну чего ты ворчишь? — Тимофей поставил на стул рядом с ним таз кипячёной воды. — Сам ведь знаешь, как главный и полковые госпитали загружены после похода. Какой уж там может быть уход за ранеными? Так, если только на самую скорую руку. А ты-то у нас человек опытный, серьёзный и обстоятельный, никакому врачу в знаниях не уступишь. Ещё ведь при Очакове и Измаиле ребяток пользовал. И рука у тебя лёгкая, вон как после тебя раны рубцуются, скоро уже, небось, и нитки со швов снимать будешь.

— Рано ещё, — нахмурив брови, буркнул лекарь. — Кольке точно пока рановато. А вот по Стёпке поглядим, может, и сниму. Сейчас перевязь только стяну. Скинул мундир? — Он обернулся к Ярыгину. — Ну а теперь и рубаху исподнюю тоже сымай.

С улицы донёсся топот шагов, и стукнула входная дверь.

— Унтер-офицера Гончарова к командиру эскадрона! — заскочив внутрь, гаркнул вестовой. — А драгуна Кошелева к господину квартирмейстеру просили зайти.

— Чего горланишь, Сёмка?! — проговорил укоризненно Блохин. — У Акимовича вон чуть ножницы из рук не выпали.

— Ты за своими руками, Лёнька, смотри, — буркнул лекарь. — Таращится он тут, работать мешает. Светильник лучше поближе переставь. А ну-ка давай руку, Елистратка, скручивать перевязь с тебя будем.

— Пошли вместе, Васильевич? — предложил Кошелеву Тимофей. — Всё равно нам в одну сторону идти.

Троица пошагала по изгибистой тифлисской улочке в сторону Куры, где около турецких бань расквартировались полковой и эскадронные штабы.

— Как там Павел Семёнович, в духе? — спросил у шедшего рядом вестового Гончаров. — А то вчера на вечернем сборе какой-то он шибко злой был. Из первого взвода Игнатову выволочку устроил.

— Да так-то вроде ничего с утра были. — Семён пожал плечами. — А вчера они же от полкового командира уже такими вернулись. Видать, их высокоблагородия шибко нашего эскадронного командира наругали, вот он и давай взводных и отделенных потом гонять.

Вот и здание, занимаемое Кравцовым. Вестовой с Гончаровым пошли к нему, а Кошелев отправился дальше.

— Васильевич, насчёт дров уточни! — крикнул в спину артельному старшине Тимофей. — А то хозяева жаловаться уже хотят, что мы у них всё заготовленное пожгли.