На задворках империи

Булычев Андрей Владимирович

— Молодец, прапорщик, всё правильно сделал. Оставайся пока тут со своими до вечера. Вряд ли эти, конечно, ещё раз сунутся, но лучше уж поостеречься.

— Слушаюсь, господин капитан. — Тимофей козырнул и пошёл к сновавшим у косогора драгунам. — Командирам отделений проверить своих людей и доложиться!

— Силков Семён! — крикнул он, оглядываясь. — Саратовские, кто командира видел?

— Здесь он, вашбродь! — крикнул пожилой пехотинец с унтерскими галунами на мундире. — Туточки лежит. — И стянул с головы кивер.

— Сёма!

Да как же это?! — Тимофей подбежал к лежавшему на спине пехотному прапорщику. Лицо и мундир молодого офицера были в крови. Клинок прорубил шейную жилу, не оставив ему и шанса.

— Эх, Сёма. — И Тимофей прикрыл прапорщику глаза.

— Молоденький совсем, — проговорил со вздохом унтер. — Первый бой ведь у него сегодня.

— Знаю, — покачав головой, вымолвил Тимофей и стянул каску. — Упокой душу, Господи, раба твоего, православного воина Симеона. — И перекрестился. — Снесёте его в низинку за фортом, отец?

— Снесём, вашбродь. Унтер-офицер Рябов Игнат! — Ветеран-пехотинец вытянулся, встав по стойке смирно. — Саратовский мушкетёрский полк, вторая рота. Взвод наш определён был на эту позицию, так что, господин прапорщик, мы теперь с вами, пока нас отсель не сменили.

— По отчеству как? — оглядев унтера, поинтересовался Гончаров.

— Ивановичи мы, — пробасил тот.

— Игнат Иванович, посчитай потери во взводе, всех раненых к лекарям, убитых в низинку, как я и говорил. Всем оглядеть оружие и перезарядиться. Потом мне доложитесь.

— Слушаюсь, ваше благородие! Илюхин, Макаров! — позвал он близстоящих солдат. — Берите ещё двоих и их благородие снесите за форт. Петька, ты рану перетянул?

— Перетянул, Игнат Иванович, — откликнулся пехотинец.

— Сам к лекарю похромаешь или дать кого в помощь?

— Сам я, сам.

— Ваше благородие, у нас только у Власова плечо просечённое, — доложился Кошелев.

— У меня Брошкин погиб, — проговорил со вздохом Кузнецов. — У Мефодьина три пальца саблей отсекло.

— Это не те ли, которые ночью в село бегали? — припоминая фамилии, произнёс Тимофей.

— Так точно, они самые. И в бою вместе держались. На них сразу сворой персы налетели и окружили.

— Да-а, вот и наказывать теперь сорванцов не нужно, война сама наказала. — Стоявший рядом Плужин покачал головой. — А у меня Милкова, ваше благородие, зарубили, двое с рассечениями, но так-то лёгкие, в строю остались. Занин от лекаря вернулся, говорит, что воевать может.

— Итого взвод за один день потерял двух убитыми и троих ранеными, это не считая полдюжины легкораненых, которые остались в строю, — проговорил, нахмурившись, Тимофей. — Много. А ведь ещё и основные силы неприятеля сюда не подошли.

До вечера простоял в боевых порядках гарнизон Амамлы, ожидая новых атак. Неприятель не появлялся, и по Эриванскому тракту на юг ускакала казачья сотня.

— Дозор пошёл. — Кошелев кивнул им вслед. — Оглядится и доложит начальству, где персы встали. Если далеко не откатились,

значит, жди ночного приступа.

Уже затемно поступил приказ сниматься с позиций и отдыхать. Персов поблизости не было, хвост их колонны был замечен у Алагяза. Грохнул прощальный залп салюта у братской могилы, и грязные, закопчённые драгуны проехали в места квартирования. У костров было непривычно тихо, за этот тяжёлый жаркий день все изрядно устали. Похлебали наскоро сваренную болтушку и завались спать.

— Ложитесь, ложитесь, вашбродь. — Клушин попытался было стащить сапоги с ног Гончарова. — Я приберу, почищу всё. К утру как новенькое будет.

— Сам я, Степанович, как с маленьким ты. — Тимофей покачал головой и скинул один за другим на пол. Голова только коснулась войлочного валика, и он уже сопел во сне.

— Сам, сам, всё сам, — проворчал дядька, поправляя подстилку. — Э-эх, Тимофей Иванович, офицер уже, а солдатские замашки так и остались.

Глава 10. Разгром

Как будто и не ложился, не закрывал глаз. Ночь пролетела без сна буквально в одно мгновение. Ухо уловило звук барабанной дроби и эскадронной трубы, в селении шла побудка расквартированных подразделений. А вот и сигнал «Командирский сбор». Тимофей, наскоро замотав портянки, засунул ноги в вычищенные сапоги и накинул на плечи драгунскую куртку.

— Вашбродь, Янтарь у крыльца! — Клушин заглянул в сени. — Почищен, напоен и накормлен.

— Когда ты только успеваешь всё, Степанович? — выскакивая в дверь, проговорил Гончаров. — Ты вообще спал этой ночью?

— А как же, спа-ал, — протянул дядька, придерживая за узду коня. — Нам-то что, Тимофей Иванович, мы по-стариковски голову преклоним немного, а потом и днём можем маненько доскребти.

— Благодарю, отдохни, конечно, Степанович, — проявил заботу Тимофей и дал Янтарю шенкелей.

— Отдохну, чего бы не отдохнуть, — пожав плечами, пробормотал Клушин. — Сейчас вот только в артель схожу. Чего-то у Васильевича должно было остаться на утро.

— Успел, к дереву привязан только лишь конь Маркова, — отметил Тимофей, спешиваясь у дома Кравцова. — Не хватало ещё, как в тот раз, на командирский сбор опоздать. Кому какое дело, что ты квартируешься дальше всех? Не дело это — капитанам ждать прапорщика. А вот подъехал следом Дурнов.

— Здорова, Тимофей! — Он пожал ему руку, привязав коня к забору. — Гляди-ка, свеженький, как будто на парад собрался. — Подпоручик кивнул на вычищенный мундир. — Надо будет своему денщику разнос устроить, спит да жрёт только лишь, зараза!

Топая сапогами, офицеры прошли внутрь дома.

— Господин капитан, подпоручик Дурнов!.. — вскинув пальцы к виску, зачастил Павел.

— Вольно, вольно, присаживайтесь! — остановил его Кравцов. — Вот, рядом с Марковым на скамью, господа. Сейчас Копорский с Зиминым подойдут, расскажу, какая нам задача поставлена.