На задворках империи
Шрифт:
Прапорщик перехватил саблю и, вытянув руку, осмотрел кромку лезвия. Зазубрин и сколов на нём теперь не было, и он удовлетворённо покачал головой.
— Гляди, как хорошо получилось, не хуже чем у Макаровича. Чего ты там спросил, Архип Степанович? — крикнул он, убирая оружие в ножны.
— Я говорю, ваше благородие, скоро мы обратно в Тифлис пойдём али, может, пока ещё тут будем стоять? — поинтересовался денщик. — Я ведь почему любопытствую, ежели нам тут и далее быть — так это одно, а вот ежели к себе на квартиры уходить, тогда ведь
— Да кто ж его знает. Это, Степанович, не от эскадронного и даже не от полкового начальства зависит.
— Так от кого же, неужто от самого генерала? — встряхнув куртку, полюбопытствовал дядька.
— Даже, пожалуй, не от него. Может, от персидского паши или эриванского хана. Чего им теперь на ум там взбредёт? Пробиться на Гюмри они не смогли, людей своих массу положили, теперь к Эривани откатились и там тихо сидят. А вот Аббас-Мирза к нам сюда пока так и не дошёл. Может, глядючи на битых нами Мехмед и Хусейн ханов, угомонится и обратно в пределы Персии отойдёт, а может, это не урок ему и он, так же как и они, вскоре на нас полезет. Как тут угадать?
— Значит, рано пока провиант у Самвела подкупать, — сделал вывод Клушин. — Можно и обычным порционом обходиться.
Не успел он это договорить, как послышался топот копыт, и у ворот осадил коня командирский вестовой.
— Ваше благородие, господин прапорщик! — крикнул он, призывно махнув рукой. — Павел Семёнович господ офицеров к себе созывает, просит побыстрее к нему явиться. Что-то срочное. Поскакал я дальше! — И развернул коня.
— Почему спешка такая? Случилось что, Семён?! — крикнул ему вдогон Тимофей.
— Гонец от полкового командира прискакал, — донеслось до него, и всадник скрылся за поворотом.
— Архип, мундир! — крикнул Тимофей, забегая на крыльцо. Натянул походные серые рейтузы и начищенные сапоги, тут в дом заскочил и дядька.
— Мокрый ведь мундир, ну кто же его знал, что в полдень собирать начальство будет? — виновато бубнил он, помогая облачаться.
— Да ладно, Степаныч, жара. — Завязывая офицерский шарф, Тимофей мотнул головой. — Пока я доеду до капитана, уже наполовину высохнет.
— Ну так-то оно так, свежее будет. Каску али фуражку на голову наденете?
— Фуражку давай. Вне строя ведь, так что ничего.
— Я за Янтарём! — И дядька выскочил из дома.
Теперь горжет под шею, Георгиевский крест и Аннинскую медаль на грудь. Награды эти получившему предписано было носить всегда, в отличие от той, самой первой за Гянджу. Тимофей проверил, ровно ли их нацепил, и повесил на пояс саблю. Всё, вот теперь можно и к начальству. Интересно, что это за полуденная спешка такая? Вроде бы никакой тревоги в селении не заметно. Казачий дозор вестового с Эриванской дороги не присылал, значит, неприятель не подступает.
— Гонец от полкового командира, — повторил он услышанное от гонца. — А может, к Гюмри в одно место все эскадроны собирают? Ладно,
Капитан Кравцов, традиционно подождав «припозднившегося» Зимина, покачал головой.
— Николай Андреевич, мы вас прямо как штаб-офицера всегда ждём, чином не ниже майора. Нельзя ли порасторопнее немного быть?
— Извиняюсь, — проговорил тот со вздохом, словно делая капитану одолжение. — Денщик плохо сапоги вычистил, получил нагоняй и переделывал. А появляться в грязных на людях — не комильфо[14]. Вернусь, в морду у меня получит.
— Смотрите сами, господин поручик, человек ваш. Итак, господа, собственно, для чего я вас так спешно собрал? Совсем скоро здесь будет наш полковой штаб и первый с третьим эскадроны. Нам предписано подготовить вьюки и присоединиться к ним на марше. Более ничего вам сказать не могу. Такое же указание получил и есаул Мащенко, его три сотни тоже уходят из Амамлы. Пехотные роты остаются здесь и далее удерживать селение и форт.
— Вот те раз. — Дурнов развёл руки. — То стоять насмерть, не пропустить неприятеля в Амамлы, а то теперь — спешно уходим. До Эривани два дня пути конному войску, а если обустроят и пополнят там свои войска Мехмед-Али и Хусейн ханы и опять на приступ попрут, как же тут пехота без нас устоит?
— Куда всё-таки уходим-то, Павел Семёнович? — поинтересовался и Копорский. — На сколько дней нам фуража и провианта с собой везти?
— Ничего не могу вам определённого сказать, господа. Дорога через нас идёт на Караклис, где сейчас стоит эскадрон Гусинского, а вот оттуда пути уже ведут на север к Тифлису и через горные перевалы к Шамхору и Елисаветполю.
— Может, в самом Тифлисе начались волнения или горцы из джамаата в набег пошли? — предположил Зимин. — Да и в Нухе и Кубе было неспокойно.
— Вот совсем скоро всё и узнаем, — произнёс капитан. — По фуражу и провианту, Пётр Сергеевич, нужно постараться увезти с собой хотя бы недельный запас. Неизвестно ещё, сможем ли мы на новом месте хорошо закупиться. Поручите это дело вахмистру Сошникову. Вьючных коней у нас после разгрома неприятеля достаточно, теперь главное — их правильно загрузить. Что-то мне подсказывает, что опять нам через перевалы придётся идти, а для этого всё снаряжение должно быть в полном порядке. Сами понимаете, небрежение в горах — это смерть. Всё, не смею вас более задерживать, господа, через два часа мы должны быть готовы к маршу.
В Амамлах царила суета, спешные сборы разом сломали сонное течение в селении. Казаки и драгуны метались по улицам, с криками выгружали припасы из приспособленных под склады строений, строились, распускали строй, затем опять собирались в шеренги. Три местных кузнеца чуть ли не под конвоем были доставлены в свои кузни, где в срочном порядке ставили новые и поправляли не внушающие доверия подковы. Прошло два часа, и с западной стороны, со стороны Гюмри, показалась голова полковой колонны нарвцев.