На землях рассвета
Шрифт:
– Что это?
– спросил Найко.
– Ни затвора, ни ударника. Я, вообще-то, слышал о безгильзовых патронах, но...
– Это ручные гаусс-пушки, - пояснил Охэйо.
– Стреляют подкалиберными оперенными пулями - само собой, идемитными - со скоростью в два километра в секунду.
Заряды - длинные тонкие треугольные призмы с выпуклыми боками - хранились в отдельных ячейках, запечатанные в узкие прозрачные пачки. Они же служили и батареями - в каждой, помимо сердечника, содержался жидкий идемит. Распадаясь в миг выстрела, он выдавал мощнейший импульс тока, питавший ускоряющие катушки. Найко не утерпел, зарядил оружие и выстрелил. Звук был негромкий, но отдача -
Вместе с оружием хранились подсумки, обоймы и прочая амуниция. Одна круглая тяжелая обойма вмещала шестнадцать идемитных зарядов. Полный личный боекомплект состоял из восьми таких обойм в двух подсумках.
Гаусс-пушек в ящике хватило, чтобы вооружить всех гвардейцев - теперь они могли оставить свои винтовки и гранаты со шрапнелью, толку от которых всё равно было мало. Под пушками лежали энергетические призмы - серые, шестигранные, толщиной в два дюйма. Одна из них, длиной дюймов в двадцать, стреляла жгутом силового поля, который разрывал и разбрасывал предметы, - за исключением достаточно массивных, вроде каменных стен, - на расстоянии метров тридцати. Эта страшноватая штуковина досталась Вайми, остальные призмы, покороче, длиной всего дюймов в пять - офицерам из штаба Олмейна. Они были лазерные, не очень мощные, однако вполне способные распороть живот, - что было смертельно для человека, но не для Мроо. К ним прилагались запасные батареи, похожие на маленькие консервные банки.
Для ближнего боя Охэйо роздал фокаторы, на вид - одни удобнейшие ручки с вмятинками для пальцев, толщиной в полтора дюйма и длиной в восемь. Стоило Найко сдвинуть спусковую собачку, как шесть стальных лепестков, составлявших заостренный конец стержня, раскрылись с негромким щелчком. Синий огненный шарик выскользнул между ними и замер на тончайшей светящейся нити. Повинуясь едва заметным движениям его пальца, он то прижимался почти к самой рукояти, то мгновенно выстреливал метра на три. Касаясь любого плотного материала он скручивал и плавил его. Как объяснил Охэйо, единственным недостатком этой милой игрушки была её непригодность для поединков, - если нити двух фокаторов пересекались, они просто взрывались, и обращение с ними требовало большой осторожности.
На этом чудесный ящик почти опустел, - на его дне осталось всего несколько гранат. Пара из них была плазменными, а ещё пара, - тяжелые, зеркально блестевшие цилиндры со скругленными кромками, - содержали идемитные заряды мощностью в тонну. Их Охэйо тоже разделил попарно, - ему и Найко досталось по штуке каждого вида. Вайми был явно недоволен тем, что самое мощное оружие - и самую надежную защиту - принц разделил не с ним, но возражать всё же не стал, хотя Найко понял бы его...
Вооружившись, они вернулись на перрон, и минут пять ждали там, в напряженном молчании. Найко нервно гулял по туннелю, косясь на кищащую площадь, и до рези в глазах смотрел на север. Твари уже ворвались в сад и толпились под незащищенной эстакадой, - юноша знал, что если им придет вдруг в голову взобраться на неё или если поезд опоздает, им придет конец. Когда он показался-таки вдали - ещё едва заметный, - его бешено колотившееся сердце не успокоилось. Казалось, состав совсем не двигался, и вечность прошла, прежде чем донесся его шум. Он шел очень быстро, и в какой-то миг Найко даже испугался, что он проедет мимо - после всего, что им довелось пережить, это стало бы самой жестокой насмешкой.
К счастью, его страхи не оправдались. Хотя поезд был пустым, он затормозил и остановился,
Едва двери вагонов сошлись, поезд тронулся - так резко, что Найко вдавило в спинку. Оглянувшись, он увидел, как лопнула стеклянная дверь станции. Черная масса затопила перрон, хлынула на пути вслед за ними, - но состав двигался быстро, и она стремительно убегала назад.
Когда Малау осталась позади, юноша отвернулся, неотрывно глядя в окно. Перед ним замерли пурпурно-рыжие облака, гася сияние бесконечно далекого заката. На их фоне зловеще, без единого огня, чернела рваная, остроконечная гребенка развалин и равномерно, через каждую минуту, проплывали сумрачные вестибюли жилых башен ойрат. Тогда закат отступал ещё дальше, отгороженный слоями пыльного стекла. Все эти вестибюли были совершенно пусты, лампы погашены, застекленные двери заперты. Башни спасло от разрушения силовое поле, но сейчас здесь не горели даже огоньки лифтов. Их обитатели сбежали ещё днем, опасаясь нашествия.
На восток Найко почти не смотрел, - хотя их было всего семнадцать в сумрачном, неосвещенном вагоне, и тот был, в сущности, пуст. С той стороны, у подножия длинного травянистого склона, тянулась бесконечная стена длинных четырехэтажек, тоже спасенных уже бесполезным щитом. На тусклой желтизне их стен алели миллионы мутных глаз, - окна отражали тревожное сияние заката. Море зеленовато-ржавых крыш сливалось на горизонте с темно-сизыми тучами. Там, ещё очень далеко, поднимались пугающе толстые колонны черного дыма, подсвеченные снизу мощным мерцающим заревом.
Вагон не останавливался ни на одной из станций. Нигде не было видно ни единой живой души. Все молчали, не говоря ни слова, лишь Охэйо, поддаваясь магии стремительного движения, вдруг негромко запел, и Найко невольно улыбнулся, глядя на друга. Больше всего ему нравилась в нем эта независимость от мира, - Охэйо не давал никаким неприятностям испортить ему настроение. Его отстраненность, правда, отдавала безумием, - но если и так, оно пришлось очень даже к месту.
6.
Измотанный переживаниями, Найко вновь незаметно задремал, и его разбудил пронзительный визг тормозов. Поезд остановился так резко, что он ударился лбом о переднее сидение, и едва не взвыл от неожиданной боли.
– Конечная станция, - бодро объявил Охэйо.
– Эта линия ведет к аэродрому, - а там не осталось уже ни людей, ни авиусов, да и надо нам совсем в другую сторону. Поэтому - следуйте за мной.
Что-то мягко зашипело, клацнуло, и дверь вагона раздвинулась. Найко вышел последним, и, обхватив руками бока, - тут было неожиданно холодно, - осмотрелся.
Перед ним раскинулось огромное поле, поросшее чахлым бурьяном и засыпанное строительным мусором. Слева, над полной теней равниной Гитограда, пламенело чудовищное зарево. Справа, на фоне непроглядных дымных туч, нависавших уже над головой, высилось несколько громадных розовато-светлых зданий, этажей по двадцать каждое. Верхушки венчавших их ажурных антенных мачт скрывались в плывущей на запад черно-багровой мгле, а бесчисленные окна багровели, отражая неохватный пожар.
– Дальше мы пойдем пешком, - сказал Охэйо.
– Это опасно, конечно, но выбора нет. Кто умеет, - молитесь.