Набат-3

Гера Александр Иванович

— Леня, дружок мой закадычный, — приобнял его каперанг, — проясни грешным, что за шум завтра гото­вится?

— Запросто, — охотно взялся отвечать Леня Куроч­кин, присев на кресло в углу номера, чтоб видеть всех и сразу. — Во-первых, к Валерке не ходите зря, водку они отдали националам, чтобы долго не уговаривать насчет завтрсва. А во-вторых, назавтрсва будем пробивать закон о пожизненном депутатстве.

— Вот это что надо! — вдохновенно блеснул глазами Захребетный-баба. — Давно пора.

— Пора не пора, но выветрится не

скоро, — настави­тельно молвил Леня Курочкин и продолжил: — Заелся наш пахан, мужики, всюду своих тянет, из-за чего у них с ца­рем-батюшкой конфликт созрел, тот жидовскую шайку пристраивает. Нам без разницы, кто больше наворует, но свои интересы надо соблюсти. Правильно я говорю? — оглядел он всех мерзавцев.

— Всс верно. — кивнул каперанг. — Только как между ними свое отбить и ножек не замочить?

— Дельное замечание, — похвалил Курочкин. — Нор­мальные герои идут в обход. Нам пало в эту драчку не лезть. Пошуметь можно. И попутно пожизненное депу­татство пробить. Дело к новому путчу идет, не заиграйся, братва.

— Гак за кого нам держаться? — пытался уяснить не­понятливый Захребетный-баба. — Тою нельзя обижать, этого гоже.

— Вот именно, друг Пафнутий! — воскликнул Куроч­кин. — Именно! Пусть себе дерутся, а мы чубы сохранить сможем. Пусть марксисты с коммуняками в позу стано­вятся, а мы пока за пивом без очереди. Усекли, братва?

Пго поняли без лишних слов. Может. Леню Курочки- па и вправду из органов поперли, только советы он давал на уровне ценных указаний. Это его дело. Никто не дви­гался, не суетился обмыть такую новость: Леня высказал не все, и мерзавцы понимали это.

— А зашел я к вам, мужики, гю другой надобности, — начал он другую идею. — Есть мнение от Забубённого из­бавиться. С одной стороны, наш товарищ, с другой — там­бовский волк ему товарищ.

— И правильно! — взвился Захребетный-баба. — Не хочет жить по-людски — гнать р. три шеи..

— Обожди, — остановил его Хмырько-сан. — Каким образом?

— Очень просто, — не видел затруднительных положе­ний Леня. — Забубённый стал на психа похож, и есть мне­ние отправить его на профилактику. Увезут его в психуш­ку по просьбе соседей, а мы не должны рыпаться. Делаем вид. что ничего не произошло.

— Не по-людски это, — не понравился способ капе- рапгу. — Какой ни есть, а нам родия. Сегодня Осипа в психушку увезут, завтра пас в психи определят?

— Не определят. Если поперек строя мычать не бу­дешь Есть установка, — нажал голосом весельчак Лепя Курочкин, — создать комиссию по установлению психи­ческой полноценности депутата Забубённого. Туда входят Болтянко, Хмырько. Захребетный, я и Вавакин. Коммен­тарии излишни.

— Мужики, опомнитесь! — замахал руками Болтянко- заде. — Это ж любою из нас таким макаром изведут?

— Да не изведут, говорю вам! — повысил голос Куроч­кин. — Л членам комиссии — по двойному окладу и по командировке в Америку. Не хило?

— Ну если в Штаты... — остыл Захребстный. — Тогда конечно...

— Если

оно да, то нет, конечно, само собой, посколь­ку, как без консенсуса, тогда при наличии отсутствия, — съязвил Шибский-кун. Его в комиссию не пригласили, он обиделся.

На следующее утро санитарная машина приехала r Свиблово и увезла Забубённого. Его вскоре забыли. Забы­ли, впрочем, как козла, без особых эмоций.

В психушке Осип пережил второй путч, войну в Чечне и помутнение мозгов царя-батюшки. Кто-то из его преж­них коллег проскочил на второй срок, кто-то заработал неплохие деньги в коммерческих структурах, а кто и по клюву схлопотал во время танкового обстрела. Всякое слу­чилось за время его вынужденной отсидки. Ничего он тол­ком не знал в психушке о бытии и житии за стенами при­нудиловки..

Правильно решил Забубённый: ему с мерзавцами не по пути. В психушке спокойнее и совесть чище.

1-4

Покривить душой главный врач психиатрической кли­ники Толмачев не мог: работа ему не нравилась. Сергей Алексеевич готовился к другой практике — и прибыль­ной, и уважаемой. Во Втором стомате он числился отлич­ником, был комсоргом факультета и окончил вуз с крас­ным дипломом. Ну и что? Не отличники, но летки потомственных дантистов заполучили зубоврачебные крсс- ла без особых усилий, а он остался бедным родственни­ком, в крохотной мастерской готовил по слепкам встав­ные челюсти. Туг еще Горбачев затеял перестройку, в су­ете событий Толмачев замешкался и вместо тесной мастерской обзавелся всего лишь бормашиной у себя на квартире, куда клиенты шли неохотно. Опять он прозевал момент. Где золото и открытые рты, везде еврейская диа­спора. И золотишко обожают, и ротозеев. Надругалась жизнь над комсоргом факультета. Толмачев вьгмешал обиду на редких пациентах. Делал он это умело, не придраться, только пациентов не прибавлялось.

Лишь чистая случайность помогла ему избавиться от нищеты и обвинений в садизме — рано или поздно такое должно было случиться: Толмачеву повезло. Старый това­рищ его покойного отиа предложил ему перейти в закры­тый психдиспансер. «В сумасшедший дом?» — ужаснулся Толмачев. «Попомни мое слово, Сережа, — бил просто товарищ отца, — еше за уши не оттащишь. Самое твое место», — намекал он на пристрастие Толмачева к стука- чсству. Оскорбляться он не стал — не то время и не те отношения. Как он был лопухом, так и остался, а полков­ник Воливач стал внушительной фигурой.

И в тот день, когда в диспансер привезли некую лич­ность без опознавательных знаков с покривленными моз­гами, судьба стала благосклонной к Толмачеву. Во-пер- вых, его назначили заведующим отделением и поручили заниматься только этим пациентом. Во-вторых, старая тет­ка главврач Скубникова не соглашалась с методой лече­ния, предложенной Толмачевым, и он пожаловался Воли- вачу. Тетку Скубникову сразу отправили на пенсию. Кто стал главврачом? Правильно. Сергей Алексеевич. Кто с Воливачом, тому никто нипочем. Само собой, повышен­ный оклад, спецпаек и полная свобода действий.