Набат
Шрифт:
— Вот я вас сейчас! — Старик направился к окну.
— Кто это там?
— Кто, как не Фатима с Залиной.
Упершись левой рукой в подоконник, Дзаге выглянул на улицу, посмотрел туда-сюда, однако девушек уже след простыл, и он рассмеялся.
— Ты что? Один смеется — над собой смеется.
— Так, так… А двое смеются — друг над другом смеются, — добавил Дзаге.
Он смотрел на груду камней, возвышавшихся перед школой. Там еще недавно стояла старая школа. В первый год Советской власти аульцы устроили зиу [32]
32
Зиу — коллективная помощь.
В окно вместе с солнцем вливался поток утреннего горного воздуха.
— Люди думают, что мы с тобой тоже прожили на свете.
Муртуз поднялся, сунул под мышку палку, прошелся до двери, вернулся к столу:
— Что мы видели с тобой в молодости? Горы, небо, бараньи хвосты… Пронеслась жизнь быстрее ветра. Одной ногой уже в могиле стоим.
— Стоим, конечно. Только жизнью еще никто не насытился. Эх, Муртуз, забыл ты, что жизнь и смерть — родные сестры. Посмотри мне в глаза, уж не умереть ли боишься? Ей богу, мне стыдно за тебя. Умереть тоже нужно иметь мужество…
Дзаге посмотрел на друга. Что с ним? Когда-то под Карсом турки ранили его в бою, повалили, хотели связать, но Муртуз сумел кинжалом уложить троих, остальные трусливо бежали. Тогда смерть кружила над ним, как орел над отарой, а он и не думал о ней. Видно, действительно пришла старость, если заговорил о смерти…
Приоткрылась дверь, и в класс заглянул Джамбот.
— Входи, входи, порадуйся вместе с нами, — пригласил Дзаге.
— Да будет счастливо ваше утро, — приветствовал старших Джамбот.
— Пусть бог даст тебе долгую жизнь!
— Э, зачем, Дзаге, ты проклинаешь хорошего человека, — сказал Муртуз. — Вглядись в меня, беззубого. Скажи, хотел бы ты так долго прожить?
Муртуз остановился напротив Джамбота и прищурил глаза.
— Конечно!
— Ты хитрец, и в игольное ушко пролезешь, — Муртуз переменил разговор. — Как ты думаешь, сколько детей будет учиться в новой школе? — обратился он к другу.
Вопрос был настолько неожиданным, что поставил в тупик Дзаге, мудрости и находчивости которого завидовали аульцы.
Видя замешательство старика, Джамбот попытался прийти ему на помощь.
— В нашем доме, — он загнул палец, — раз… В доме…
— Кто тебя спрашивает? — перебил его Муртуз. — До чего неуважительная молодежь. Однажды меня позвал отец, царство ему небесное, и говорит: «Голова, кто тебя бреет? — Рука. Голова, кто тебя бьет? — Язык», и я тогда понял, что болтуна и стреноженный осел не стерпит.
Пристыженный Джамбот замолчал — что ему оставалось делать, не возражать же? Он был рад в душе, что разговор состоялся без других
— Молчишь? — наступал на своего друга Муртуз.
Тот развел руками: сдаюсь.
— Вот видишь, Джамбот, какой у тебя старший.
Муртуз погладил чисто выбритый подбородок:
— А люди думают, что Дзаге мудр и все знает. На пиру слова сказать никому не даешь. Помнишь пристава Зарбатова? — обратился Муртуз к Джамботу. — А-а, ты же рядом со мной еще ребенок. Вот Дзаге его хорошо знает. Смотрю я на Дзаге и вижу перед собой пристава.
— Дался тебе этот пристав. Ты же о школе говорил.
— Вот-вот… Ты хуже пристава. Двадцать детей будет учиться в первом классе, десять во втором и шестеро в третьем. Понял?
Подкрутил ус Дзаге:
— Да не умрет на старости твоя жена, а в дальнем пути конь твой, — не старайся унизить меня, все равно не уступлю место тамады.
— Это почему?
— Мы умрем с тобой в один день. Правда, я еще успею поплакать над твоим гробом и араки выпью, попрощаюсь со всеми, а к вечеру к тебе отправлюсь. Зачем мне торопиться? Опоздать на тот свет никто не боится. Разве это не так, Муртуз?
— Так, так… Да ты, оказывается, и со скачущего коня сорвешь волос.
— Не брани другого, и тебя не выругают, Муртуз.
Слушая стариков, Джамбот забыл о своей обиде на Муртуза.
В класс вошли бригадир Тасо и прораб из города, Гриша. Старики ответили на их приветствия и продолжали разговор.
— Во времена пристава Зарбатова на два ущелья была одна школа и три учителя, — сказал Дзаге. — Твоему отцу, да будет ему на том свете радостно, удалось обскакать моего почтенного родителя… Он был у меня тихий, уважительный, не в пример твоему. М-да… Помню, ты ходил в школу, а я пас овец. И такие времена были. Правда, Муртуз?
— Любишь перебирать старую сбрую. Зачем тебе это?
— Откуда я знаю, почему мне сейчас на ум пришло… Не пустил меня в школу проклятый поп. А ты знаешь почему?
— Он со мной не делился.
— Тогда я тебе скажу. Твой отец пригнал ему трех баранов и годовалого бычка, — Дзаге подмигнул Муртазу. — У нас не было баранов, вот и остался я темным человеком… Не хочу умереть до того дня, пока не увижу Фатиму доктором.
Тасо было приятно, что первыми в школу пришли два самых почетных старика. Достали из сундуков черкески, нарядились, как на праздник.
— Ей-богу, поп знал, что делал! Среди этого волчьего племени попался один справедливый, — хихикнул Муртуз.
— Зато Советская власть не забыла меня, научила писать. Помню, пришел я из ликбеза и всю ночь не спал, буквы джигитовали перед глазами.
— Вот видишь, а ты еще недоволен бываешь.
— Это ты придумал.
— Пусть добрые люди скажут, кто всегда наступает на Тасо?
Прыснул Джамбот, отвернулся.
— Ты, Дзаге, ты… А кто для нас Тасо?
Отступил Дзаге, вскинул руки, словно хотел защититься.