Начальник милиции. Книга 6

Дамиров Рафаэль

У Глеба не было ещё оперативного опыта, он не знал, когда лучше подождать, а когда этого делать категорически нельзя. Но тут он был прав.

Я снова посмотрел на него, чувствуя, как в кровь поступает новая порция охотничьего адреналина.

— А ты?

— А что я? — гоготнул Глеб, стараясь быть беспечным. — Однажды я в шурф провалился — так три дня помощи ждал, а потом сказали — рёбра были сломаны. Неужели пару-тройку часов не обожду?

— Ты ранен. Это опасно.

— Ранен… Ха! До свадьбы заживет. Да что

со мной будет? — отмахнулся Глеб. — Комары насмерть не съедят, а волков тут нет. А если и есть — заблудшие. Я им сам горло перегрызу. Да я же не безоружный. Ты мне пистолет оставь, а себе калаш бери.

— Держись, брат, — я отдал ему «Вальтер» и велел им не светить попусту, закинул автомат за спину и лёгким бегом нырнул в чащу.

Надеюсь, Тулуш не задержится. Глеб раненый, оставлять его одного было неправильно. Но он прав — времени терять нельзя. Теперь я уже не сомневался, что разгадка кроется в этом заброшенном лагере, куда вели следы голубой глины. Дерево на дороге появилось неслучайно. Да ещё и в таком месте, где его не сразу заметишь — аккурат за поворотом, кусты вплотную подступали, почти перекрывая дорогу.

Я сверился с картой. До домика около километра. Кроны смыкались, не пропуская и без того скудный лунный свет. Приходилось идти почти на ощупь. Фонарик у меня с собой был, но я его не включал, чтобы не выдать себя.

Наконец, показался домик. Замшелый, сросшийся с землёй, будто древний камень. Света нет и с виду заброшен, но рядом — сарай, загон, стог свежего сена. Значит, кто-то здесь живёт.

Я припрятал автомат в кустах, чтобы не пугать хозяев, взошёл на скрипучий дощатый приступок, заменяющий крыльцо, и громко постучал.

— Эй, хозяева! Есть кто живой?

Тишина. Я забарабанил снова. Порхнул в небо встревоженный филин, с крыши посыпалась труха прямо мне за шиворот. Поёжился, отряхнулся и уже занёс руку, чтобы постучать ещё раз, как вдруг дверь резко распахнулась, и мне в лоб уставился ствол охотничьего ружья.

— Ты кто будешь? — прохрипел голос из черноты проёма, скрипучий, будто смешанный с землёй и пеплом.

— Спокойно, отец, милиция… — я поднял руки, но на всякий случай нащупал носками доски крыльца, незаметно устраиваясь поудобнее, чтобы в щель не попасть при решающем рывке.

Неизвестно, кто передо мной. Судя по голосу — старик, но, может, и урка с пропитой жизнью. Ведь леснику незачем устраивать ловушку на дороге. В слабом свете я видел только силуэт — это явно не Сафрон, габариты совсем не те.

— Милиция? — недоверчиво усмехнулся голос, а ствол ружья упёрся мне в грудь. — Милиция ночью по лесу не шастает, едрить-колотить да в сучковатый пень! Ты Ульянку увёл? Говори, упырь!

— Какую Ульянку? Давай я тебе удостоверение лучше покажу, — моя рука плавно потянулась к нагрудному карману, но старик вдруг рявкнул:

— А ну, не трожь! Руки вертай вверх! Не шевелись!

Где Ульянка?! Да чтоб тебя комары до костей выгрызли!

— Тихо, тихо… Да ты что, отец? Не нужна мне твоя Ульянка. Я женат… почти женат.

— Пень трухлявый быстрее соображает, чем ты! Ульянка — это кобылица моя вороная. Увели её. А теперь ты тут народился, как фурункул на заднице. Кто таков, чаво нать?

— Удостоверение глянь!

— А на что мне твоё удостоверение? Я без очков не увижу! Ты мне проездной покажешь, а скажешь, что докУмент.

— Слушай, я начальник милиции Зарыбинска, капитан милиции Морозов Александр Александрович. Ты что, газет не читаешь? А ну-ка, посмотри на лицо мое получше. Узнаешь? Или в профиль повернуться?

— Газеты я только в сортире пользую, а для начальника ты слишком молодой. Брешешь, как леший в уши дуешь! Какой из тебя капитан? Зелёный больно и…

Но договорить он не успел. Меня эти пререкания задолбали — не время сейчас в «верю-не верю» играть.

Резкий шаг в сторону, чтобы уйти с линии выстрела, и удар сбоку по стволу ружья. Одновременно захват. Дёрнул, вывернул.

Бах!

Прогремел выстрел. Дробь или картечь ушуршала вверх, в сторону нависшего над домом дерева. Вовремя филин-то оттуда улетел.

Ружьё уже в моих руках, а старик, неугомонный, решил бить, выбрасывая морщинистый кулак мне в лицо. Я без труда отбил его руку, схватил за шкирку негостеприимного старикашку и втолкнул в дом.

— Свет зажги, — скомандовал я.

— У меня нет ничего, мошки тебе в бороду, нечего грабить… — вздохнул дед и поджёг фитиль керосинки.

— Не боись, отец, говорю же, я начальник милиции.

Тусклый, дрожащий свет заплясал на стенах.

Дом был пропитан духом старых пней, керосина и чего-то сухого, будто время здесь застыло десятки лет назад. Потолок низкий, закопчённый. По стенам висят пожелтевшие портреты, угол занимает массивный шкаф, ещё довоенной работы, облезший, но крепкий. Тяжёлый стол с потёртой скатертью, возле — пара дощатых стульев. На полках тускло сверкает жестяная посуда, старый будильник с треснутым стеклом застыл в вечном молчании. В углу лежит связка охотничьих капканов, ржавая пила, пара гнутых подков.

Икона под рушником, на ней копоть лет, а рядом — пустая рамка, где когда-то была фотография.

Старик плюхнулся на табурет, вытер ладонью потный лоб и с усталостью посмотрел на меня.

— Теперь верю, что мильцанер, вижу, морда у тебя человека чистого. Ну? Теперь скажи, чего тебе надо, начальник…

Я перевёл дух, опустил ружьё на пол и сел напротив него.

— Мне нужно попасть в заброшенный пионерский лагерь, — сказал я, глядя ему прямо в глаза.

Старик при этих словах вздрогнул. Губы его вытянулись в сухую нить, он нервно потянулся к жестяной кружке с остатками чая, отпил и покачал головой.