Начальник милиции. Книга 6
Шрифт:
На этом фото он был другим человеком. Казался правильным, искренним. Но теперь…
— Сука! — вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы.
Я сжал снимок в пальцах, чувствуя, как внутри закипает ярость. Перед глазами стояли исчезнувшие дети, пропавшие десятилетия назад.
Я скрипнул зубами. Если он всё ещё здесь, я его найду. И на этот раз он не уйдет.
Я вышел из домика, воздух был пропитан влагой и гарью, полосы черного дыма стелились над лагерем. Холодок пробежал по спине. Лагерь был пуст, но ощущение чужого присутствия не покидало. Что-то
Сбоку мелькнула тень.
Резкий шорох. Я успел инстинктивно пригнуться, и в ту же секунду мимо уха прошла массивная доска с торчащим ржавым гвоздем. Острие рассекло воздух, вонзаясь в пустоту там, где секунду назад была моя голова.
Он ударил вновь. Боль обожгла плечо — все же зацепил, падла! Гвоздь скользнул по плечу, оставляя глубокую рваную полосу, распоров куртку. Я развернулся, но уже не успел защититься — удар пришелся в руку. Арматурина вылетела из ладони, со звоном ударившись о бетонный бордюр.
Передо мной стоял сторож.
Но это был уже не тот сутулый, безобидный мужчина в старом ватнике. Очки его исчезли, лицо исказилось в оскале, глаза сверкали злобой. В темноте его силуэт выглядел пугающе — чуть согбенный, с выставленными вперед руками и громадной доской. Капли моей крови стекали с острия гвоздя.
— Громыкин… — процедил я, сжимая окровавленное плечо. — Брось дровину! Для тебя все кончено.
Он не ответил. Лишь склонил голову, приседая, как зверь перед прыжком. Лицо вытянулось, ноздри раздувались, грудь ходила ходуном. Он был готов убивать. Он хотел убивать.
Я резко отскочил назад — доска с треском врезалась в землю. Ещё один взмах — я уклонился, но потерял равновесие и чуть не упал. Он двигался быстро, не оставляя времени на передышку.
Сторож рванулся вперед, держа доску как дубину, силясь размозжить мне голову, уничтожить меня этим ударом. Я едва успел увернуться, но почувствовал, что в этот раз орудие прошло совсем близко. Сердце билось где-то в горле. Черт! Безоружный, раненый — против безумного убийцы с огромной деревяшкой! Но Морозов никогда не сдается. Нет.
— Хочешь поиграть, сука?! — усмехнулся я, пытаясь выгадать хоть пару секунд на передышку, а сам скользил глазами по траве в поисках кирпича или камня.
— А ты выносливый, — прохрипел Федор. — Двойная доза отвара тебя не взяла…
— Зачем ты убил ребятишек, падла?
— Сдохни! — заревел сторож.
С этими словами противник снова кинулся на меня. Я сделал шаг в сторону, нырнул вниз, уходя от удара. Он попытался дотянуться до меня, но я перехватил его запястье. Рывком дернул, вкладывая всю силу. Он пошатнулся, потерял баланс, но все еще не отпускал свое импровизированное оружие.
Я лишь успел ударить локтем в грудь — он закашлялся, но всё равно не отступил. Ещё удар — на этот раз в подбородок. Удар несильный, тело-то еще не слушалось меня полностью. Громыкин пошатнулся,
Рывок! И вот я сблизил дистанцию. Доска не успела обрушиться на мою голову, а я что есть силы ударил противника в нос. Добавил в удар инерцию, подался вперед весь. В этот раз получилось, что-то хрустнуло. Громыкин вскрикнул, а я выбил у него доску из рук и ударил снова. Уже в живот. Потом уцепился за его одежду. Подсечка — и враг распластался на земле. Я прыгнул сверху, прижал к земле, навалившись всем весом. Он рычал, брыкался, скользя в грязи, но я держал его крепко, обхватив руками.
— Всё, Громыкин, — выдохнул я, прижимая его голову к земле. — Конец!
Я тяжело дышал прямо ему в лицо, но не отпускал его ни на секунду. Громыкин был прижат к земле, его грязное лицо исказилось в ухмылке, в глазах плясал какой-то дикий огонь. Оставалось собраться с силами, перевернуть его и заломить руку, а после надеть браслеты.
— Это ты убил всех этих детей?! — процедил я, стиснув зубы, взяв короткую передышку и раздумывая, как сподручнее его перехватить, чтобы не врывался.
Сторож лишь усмехнулся, растянув губы в кривой ухмылке.
— А ты как думаешь?.. — его голос был сухим, как осенний лист. — Дети… это моя сила…
Меня передернуло. Передо мной был не просто человек. Что-то в нем было… нечеловеческое, одержимое.
— Зачем?! — я тряхнул его, но в горле у него только булькнул хохот.
Я уже отдышался и только собрался ударить его еще раз, чтобы вырубить и не видеть больше этой ухмылки, но Громыкин вдруг вывернулся и сбросил меня. Вскочил и, прежде чем я успел среагировать, ударил меня в раненое плечо, лягнув ногой. Боль вспыхнула раскаленным железом — рана мешала двигаться, рука почти онемела. Секунда — и он побежит, а я с такой рукой его не догоню.
Но рядом была его же доска с ржавым гвоздем.
Стоя на коленях, я схватил её обеими руками, рывком развернулся и изо всех сил ударил Громыкина по спине. Гвоздь вошел глубоко, раздался отвратительный хруст. Он замер. Его ноги подогнулись, и он тяжело рухнул лицом вниз.
— Хр-р-р… — захрипел он, изо рта пошла кровавая пена.
Я с трудом встал, подошел, прижал носком ботинка его плечо, убедился, что он уже не поднимется и перевернул тело. Его рот дергался в полуулыбке, глаза, еще полные жизни, смотрели на меня.
— Зачем тебе всё это было нужно? — спросил я, глядя на агонию в его взгляде.
Громыкин скривился, кашлянул кровью.
— Тебе… не понять… — выдавил он. — Я… я буду жить долго. Очень долго…
Пихнул его носком ботинка.
— Где Сафрон? — холодно спросил я. — Я знаю, что он был здесь. Где он сейчас?
Сторож дернулся, глаза превратились в щелочки.
— А ты… найди… — прохрипел он, и ухмылка исказила его окровавленный рот.
Я сжал зубы. Он умирал, истекая кровью, но даже сейчас не хотел говорить.