Над хаосом
Шрифт:
Рядом с ним стоял, покачиваясь и чуть приседая в попытке поймать равновесие, Томас Тагель с блаженной улыбкой на лице и совершенно искренне махал рукой последнему вертолету, покидавшему остров Аставьястата, что на санскрите означает «хаос». Он был мертвецки пьян.
* * *Натан вспомнил, как вчера, когда они прощались, Том сказал ему, прежде чем отправиться по коридору неверной походкой:
– Я в порядке, дружище… Я пойду, и я ведь дойду… Я же ма-те-ма-тик!
Теперь его тело лежало внизу, среди корней этих чертовых
– Мне кажется, он просто вывалился, – сказал Натан. – Открыл окно подышать ночным воздухом и вывалился. Кроме нас, тут никого нет, так что это несчастный случай.
– Он был сильно пьян? – спросила Даниэла.
– Ну, немного сильнее, чем обычно… – он спохватился, – Надо же сообщить обо всем этом на… на большую землю? – Натан с надеждой посмотрел на Даниэлу и понял, что она ничего делать не собирается.
– Это исключено. Мы не можем послать отсюда сигнал.
– Но в кабинете доктора есть передатчик! Мы должны оповестить службы… Не знаю, кому там полагается сначала звонить в таких случаях – полиции, наверное…
– Мы вне юрисдикции какого-либо государства, – холодно ответила Даниэла. – Строго говоря, нам надо звонить в консульство Франции в Джакарте, так как доктор был гражданином Пятой республики, но… – Она замолчала.
– Я понимаю ваши чувства к доктору и скорблю вместе с вами, – сказал, закипая, Натан, – но я сейчас говорил про своего друга, а не про вашего!
– Да, я понимаю, но… – Она снова затихла.
– Так что именно «но»? – спросил Натан после двух или трех секунд молчания.
– Мы не можем никого известить не из-за юридических моментов, – продолжила Даниэла. – Дело в том, что то, что у нас тут живет, – она сказала именно так, «живет», и это неприятно удивило Натана, – уже слишком опасно для внешнего мира. И мы должны завершить эксперимент, а потом все тут уничтожить – таким был план на случай непредвиденных обстоятельств. Как вы видите, они, эти обстоятельства, наступили. Эту научную станцию нельзя оставить просто так, и уж конечно, тут не должно появиться ни одного постороннего человека. До самого конца!
Даниэла посмотрела прямо на него, и Натан увидел, как бешено сверкнули ее глаза. Наконец-то он понял, почему она эвакуировала всех с острова.
– Если вы помните, Дэни, – произнес Натан, – оно перестало с нами общаться после этого эпизода с Рипке. То, что тут теперь, как вы сказали, живет…
– Иди к ней.
Даниэла стояла в прежней позе с выпрямленной спиной и все так же без выражения смотрела на валяющееся под пальмами тело нобелевского лауреата Томаса Тагеля.
– Иди к ней, Натан. Она ответит тебе. Попроси о последнем свидании и попрощайся, – повторила Даниэла таким голосом, что Натан понял: при любом возражении она его просто убьет.
– Хорошо, я пойду. Но сначала я похороню своего друга, – таким же непреклонным тоном заявил ей Натан.
Он похоронил Тома под этими же пальмами, используя найденную в хозяйственном блоке лопату и вырыв неглубокую могилу в мягкой земле острова. На погребение приползли посмотреть несколько палочников, и больше никого судьба математика Томаса Тагеля в этом мире не заинтересовала.
* * *Все профили, кроме профиля Натана, были уже заблокированы.
Не чувствуя под собой ног, Натан добрался до единственного включенного кресла погружения в симуляцию и…
…Натан наблюдал, как маленькое кафе, словно хрупкий якорь посреди дикой стихии, цеплялось за край обрывистых скал. Его нежно-голубые и зеленые стены, некогда ласково отражавшие красоту морского пейзажа, теперь казались бледными перед надвигающейся грозой. Черепичная крыша, прежде согретая ласковым солнцем, теперь содрогалась под напором усиливающегося ветра.
Горизонт, обычно плавно сливавший море и небо в единое индиго, теперь стал ареной для всех оттенков стихии. Тяжелые облака наползали друг на друга вдали, формируя гигантскую, клокочущую от внутренней энергии массу. Зарницы плясали свой безумный танец, бесшумными сполохами разрезая тучи на мгновенные, призрачные главы невидимой летописи стихии.
Чайки, парившие над спокойной гладью, исчезли, почуяв надвигающийся шторм. Их звонкие крики сменились монотонным шуршанием ветра, которое изредка разрывало глухое ворчание отдаленного грома. Ветер, превратившийся вдруг в яростного демона, упирался в стены кафе, словно пытаясь вырвать его из каменных объятий утеса и сбросить вниз. А внизу, у невидимого причала, разноцветные лодки, некогда мирно покачивающиеся у воды, теперь метались в судорожных попытках спастись. Море, прежде спокойное и величественное, превращалось в клокочущую пасть, готовую поглотить все, что попадет в ее безжалостные челюсти.
Натан почувствовал, как электричество щекочет кожу, а воздух становится плотным и звенящим. Маленькое кафе, казалось, было последним оплотом цивилизации перед лицом неукротимой стихии, которая готовилась стереть все сущее в беспощадном танце разрушения. Наконец первые тяжелые капли дождя с глухим стуком ударились о черепичную крышу, возвещая начало великой битвы между небом и землей, между покоем и яростью, между тишиной и грохотом.
Натан еще раз оглянулся, но берег был по-прежнему пуст. Он понял, что никто не придет навестить его и что последним посланием был сам этот пейзаж. И это послание было о том, что все изменилось и как прежде уже не будет никогда. Игра завершилась, начиналась битва.
Пост Натана Хольма в социальной сети X,
опубликованный в день его отлета на Джакарту:
«Привет, подписчики! Тут должна быть какая-то очень смешная штука про то, что я отбываю на загадочный остров в самое увлекательное приключение в своей жизни. Но нет, потому что это не шутка! Увидимся с вами, когда я вернусь, и надеюсь, что мне будет чем порадовать и удивить вас. Надеюсь, что конца света за время моего отсутствия не случится. Чао!»