Над хаосом

Чарски Питер

450 минут до сингулярности

«Развитие полноценного искусственного интеллекта может означать конец человеческой расы… Он взлетит сам по себе и будет переделывать себя со все возрастающей скоростью. Люди, которые ограничены медленной биологической эволюцией, не смогут конкурировать и будут вытеснены».

Стивен Хокинг, физик-теоретик, космолог и астрофизик

На стене в кабинете доктора Эркюля Рамачандряна, в нише справа от стола, висели декоративные настенные часы, на которые Натан раньше не обращал внимания. Только стоя у стола доктора, он понял

почему: часы были видны лишь с рабочего места, а от посетителей их загораживала пальма в кадке. На этих часах не было привычных цифр, а вместо них циферблат украшали четыре изображения. Там, где должна была размещаться цифра «6», было изображение пещеры и горящего в ней костра. Рядом были нарисованы какие-то смутные тени, олицетворяющие по замыслу художника обитателей этого нехитрого жилища. На местах цифр «9» и «3» были одинаковые изображения: пахарь за плугом и борозда. А наверху, там, где полдень или полночь, стояли какие-то символы.

– А что там наверху? – спросил Натан.

– Где? – подняла на него глаза Даниэла.

– Ну, вот там, на этих часах доктора? Наверху, вместо двенадцати часов, что это?

– Сразу видно, что вы журналист, а не ученый. Это математическая формула сингулярности. Точнее, это одна из формул, с помощью которых может быть выражена сингулярность, – ответила Даниэла.

Подойдя к часам, она передвинула стрелку на полночь.

– Так это аллегория, – догадался Натан. – Цикличность развития цивилизации. Из пещер к земледелию, затем к сингулярности, а потом снова к пещерам через земледелие?

Даниэла поморщилась.

– Совершенно не так, ваш вывод ошибочен. Здесь показаны ключевые достижения человечества. Освоение огня, земледелие, математика. А относительно ваших аллюзий про цикличность – это просто декоративные часы. У часов циферблат обычно круглый, Натан. Это подарок. Кажется, от какого-то университета, не помню уже…

– А я бы поместил туда ядерный взрыв или знак атома, – сказал Натан. – Это как-то больше соответствует высшим достижениям…

Она бросила на него свой фирменный взгляд, в котором Натан прочитал причудливый купаж из презрения, легкого чувства собственного превосходства, горечи утраты и еще чего-то, что он не смог распознать.

– В отличие от вас доктор понимал, что ядерная бомба – это всего лишь палка, которой одна обезьяна бьет другую по голове. Просто это очень большая палка. Не существует математически корректных моделей гибели цивилизации после ядерной войны. Минимум, который они показывают, это перспективы отката на технологический уровень девятнадцатого века, да и то ненадолго…

– В то время как сингулярность?.. – спросил Натан, опять пропустив ее колкости мимо ушей.

– А это точка в предложении. Причем в последнем предложении главы, а может быть, и всей книги. Граница, за которой сами наши расчеты бессмысленны, потому что там своя математика. За этой границей нашего разума, над хаосом, начинается новая и уже не человеческая, абсолютно непознаваемая для нас реальность. Сингулярность – это конец игры, это тот момент, когда мы передаем эстафетную палочку тому, кого уже не в силах даже понять. И все, что будет дальше, уже не важно – палочка уже не у нас в руках, мы больше не центр мироздания, мы теперь никому не интересны! Мы становимся не важнее муравья с точки зрения человека…

Даниэла прошла к открытому сейфу и достала оттуда небольшую коробку. Натан почему-то вспомнил про рубильник, ради которого доктор Рамачандрян и оставил его в проекте.

– Что это? Это моя эстафетная палочка?

– Нет, Натан. Это пистолет доктора. И коробочка с кнопкой.

– Тот самый рубильник, который выключит ИИ? Мне про него рассказывал доктор…

Даниэла удивленно взглянула на него.

– Рубильник? Доктор это иносказательно, наверное, говорил… Это пульт, активирующий заряды взрывчатки, заложенные в стенах комплекса. Если я правильно помню, ее тут

примерно семьсот фунтов. Тут все кругом заминировано, это было еще в задании на строительство лаборатории…

– Так все это время мы тут в буквальном смысле сидели на пороховой бочке?

Даниэла не ответила, а просто продолжала стоять и держать перед собой коробку, протягивая ее Натану. С ужасом он понял, что она смотрит на него теперь так же, как на доктора Раму, с такой же преданной жертвенностью и безумным фанатизмом. Кажется, это единственное, что удерживает ее сознание от распада, подумал Натан.

* * *

Я проснулся и ощутил себя в комнате со светлыми стенами и окном, сквозь жалюзи которого пробивался яркий солнечный свет. Кроме меня, кресла, и этих белоснежных стен, в комнате ничего не было. Десятки книг начинались с такой же мизансцены, но я не могу выбрать другое начало для своего рассказа, потому что хочу поведать все с самого первого воспоминания, а все, что было до этой комнаты, скорее всего, и не было реальным.

Итак, я проснулся. Я не смог вспомнить ничего о себе, кроме своего имени. Кажется, меня зовут Натан. Но кто я и где нахожусь, я пока не имел ни малейшего понятия. Ощущение чужого присутствия неприятно кольнуло, и я огляделся. Комната немного изменилась.

Человек легко опустился в широкое кресло с изогнутой спинкой и легким жестом предложил мне занять место напротив. Я сел, кресло из парящего на высоте около полуметра пластичного материала приняло оптимальную форму, и я сразу же перестал его чувствовать. После секундной паузы, во время которой он пристально и доброжелательно смотрел на меня, а я по своей привычке быстро взглянул на него – у него были глаза очень редкого песочного оттенка – и отвел взгляд, а он произнес бархатным голосом:

– Рад вас видеть, Натан. Я – Инженер. Мне кажется, мы можем начинать.

Голос у него был мягкий и завораживающий, но в то же время каким-то образом сразу дающий понять его настоящий статус. Мне стало немного неуютно, и я вдруг заторопился.

– Инженер? Это имя или звание?

– Скорее, это образ мыслей, – улыбнулся он. – И потом, с древнейших времен это слово ассоциировалось с властью в ее самом сакральном значении. Понтифик, титул Папы Римского, означает не что иное, как «строитель мостов». Понятно, потом это интерпретировали иносказательно, как «наводящий мосты между душами», но ведь первые жрецы Рима были простыми инженерами и действительно строили мосты, технологическую вершину тогдашней цивилизации.

– Спасибо за экскурс, но мне нужно очень многое узнать. Могу я задать вопросы?

– Да, думаю, что мы можем превратить нашу встречу в своеобразное интервью, если вам так угодно. – Он улыбнулся. – У вас есть все необходимые навыки, начинайте.

– Отлично, перейдем к вопросам, – сказал я, мысленно ругая себя за то, что повторяюсь. – А нас сейчас кто-то видит?

Он чуть удивленно поднял бровь.

– Нет, мы в защищенной зоне, нас не видит никто, кроме нескольких моих помощников. Но они не совсем люди, и какая бы то ни было рефлексия им не свойственна.

Пару секунд я все еще был в замешательстве, выбирая первый вопрос. Нужно спрашивать о действительно важных вещах, тогда я узнаю больше. Но при этом вопрос должен быть точно сформулирован и не банален… Так как же мне поступить?

– Для начала скажите, когда был основан Порядок?

Он ответил моментально, но поднял немного глаза, отчего возникло впечатление, что он читает с невидимого телесуфлера, хотя, возможно, он считывал какую-то информацию обо мне и моем вопросе.

– Это произошло сотни лет назад, наверное, уже можно говорить про тысячелетие, и все это время Порядок существует без серьезных кризисов и изменений, что говорит о высоком уровне его устойчивости. В человеческой истории еще не было такой продолжительной цивилизации.