Надежда Тальконы
Шрифт:
У любого испытания бывает конец. Закончилось и это. Быстро потеплело, и Каш Салт, которому так и не дали замерзнуть, приобрел здоровый зеленый цвет и способность нормально соображать.
После морозильного периода претендентов в зале значительно поубавилось, а приятное тепло, которому радовались перезябшие упрямцы, начало перерастать в тропическую влажную жару. И пришлось раздеваться снова. Жара донимала сильнее холода, невыносимо хотелось пить, а вода закончилась слишком быстро. Устроители стресс — теста постарались, включив соответствующее звуковое сопровождение: запись весело журчащего ручья.
—
Напрасно мокрый от пота Матенс тряс пустую бутылочку, надеясь извлечь оттуда хоть несколько капель воды. Наконец Кашу это надоело, и он, передвинувшись вплотную к измученному парню, протянул к его лицу лапу с растопыренными пальцами и коротко приказал:
— Спи!
И Матенс, уронив голову на грудь, забылся в гипнотическом сне. Но, даже спящий, не выпустил бутылочки.
— Везет же человеку! — вздохнул Аллант — спит и ничего не слышит.
— Взял да тоже уснул, — криво усмехнулась Надежда, медленно убирая липнущие ко лбу волосы.
— Уснешь тут! Сколько времени прошло? Сутки? Двое? Больше?
— Не зря они браслеты отобрали. И аптечки тоже. Сейчас бы капсулу стимулятора и полный порядок. А насчет сна… Хочешь, Каша попроси, хочешь — я тебя уложу, если сам сосредоточиться не можешь.
— Уж лучше ты, — Аллант попытался улыбнуться пересохшими губами.
Когда дежурный Патрульный зашел в зал проверять, не потерял ли кто сознание на такой жаре, в углу лежали трое претендентов и над ними зеленым изваянием бодрствовал Каш Салт.
— Ну, спят люди и спят. Не мешайте!
— Спят? Здесь? — удивился Патрульный.
— В правилах теста спать не запрещается. — возразил Каш Салт, — выспятся и проснутся.
Они проспали до самого конца теста, так и не узнав, что ещё было приготовлено для отсева лишних. Каш Салт будил членов своего будущего экипажа уже тогда, когда объявили конец теста и все оставшиеся в зале, неимоверно уставшие, с темными кругами под глазами у людей, обвисшей складками, потерявшей тургор кожей у накастовцев, начинали строится к приходу начальства.
Их поздравили с успешным прохождением теста и дали двое суток отдыха, чтобы потом, распределив по экипажам, начать подготовку стажеров к работе в Патруле.
5
Четыре стажера в одном экипаже — это всегда лишку, даже если один из них такой опытный как Каш Салт. У него за спиной было уже десять лет полетов, а не два, как у Надежды. Про Алланта и Матенса вообще говорить нечего. Но Шетон ЛарТач был очень рад, если кислую улыбку можно считать радостью. После Локма он разучился даже свистеть песенки во время вахты, а без этого беспрерывного щебета он был не похож сам на себя, и было неизвестно, станет ли этот капитан «ДэБи-14» прежним веселым Шетоном или нет. Но у него даже и в мыслях не было — заполучить в экипаж Надежду — единственное, что его связывало с прошлым. Начальник Базы на распределении объявил, что «ДэБи-14» получает один из наиболее удачно сформированных новых экипажей. Но чтоб в нем оказалась Надежда?!
Разобрались с жильем быстро. Матенсу Шетон открыл каюту Лоннеда, Кашу — давно пустовавшую каюту Льюса. Надежда с Аллантом заняли бывшую каюту её родителей.
Аллант переступил порог с любопытством, у Надежды в душе смешалась, бушуя, настоящая
— Ну, что ты? Не расстраивайся. Нас теперь двое.
День начинался и шел вполне обычно. Аллант заступил на дежурство после Матенса, скучая, отсидел свои пять часов за пультом, сдал смену Надежде.
Уже уходя, перегнулся через спинку кресла, нежно поцеловал её куда-то в висок и отправился к себе. Этот свободный вечер Аллант решил посвятить фильмам, тем, что привез с Тальконы. Сначала посмотрел комедию из жизни знатной дамы, потом поставил свой любимый — вольную интерпретацию истории зарождения Императорской Династии Тальконы, поданную в приключенческо-любовном ключе, очень красивую и захватывающую. Он успел просмотреть две трети пятичасового фильма, когда вернулась Надежда и стала расчесывать волосы перед сном. И тут Аллант, находясь скорее в мире фантазий, среди героев фильма, чем в реальности, потребовал:
— Слышишь, принеси мне соку! И поскорей!
Надежда удивленно посмотрела на него, поражаясь неожиданной интонации, пренебрежительно-капризному звучанию слов. И, естественно, не тронулась с места.
— Надо тебе, сам сходишь!
— Но ты мне вроде бы жена, — недовольно отвернулся от экрана Аллант, — и…
— Что, и… — оборвала его Надежда, — выходит, я должна буду подавать тебе завтрак в постель, и до самой смерти быть бесконечно благодарной судьбе, что на меня, недостойную, снизошло внимание Его Императорского Достоинства принца Тальконы!
Слово за слово — поссорились.
И Аллант, вместо того чтоб сразу просить прощения, умудрился ляпнуть что-то о женской покорности и что дома ему женщины не перечили.
— А здесь, насколько мне кажется, Патруль Контроля. И я в служанки к тебе не нанималась! А на досуге можешь посчитать, сколько парсеков отсюда до твоего обожаемого дворца! — и выбежала за дверь.
На экране главный герой собирался на бал, но смотреть фильм дальше уже не имело никакого смысла. Аллант, вздохнув, погасил экран и, глядя перед собой в пол, стал ждать, когда придет Надежда. Все-таки поздно, спать пора. Бесполезно прождав пару часов, он выглянул в коридор. Никого. Тонкий червячок беспокойства уже начал ворочаться в груди. Собственное оскорбленное достоинство мало-помалу допускало мысль о наличии возможной вины. Он зря просидел, ожидая пока откроется дверь. Ночевать Надежда так и не пришла.
Корабль и в самом деле не дворец. Не столкнуться — проблематично. Они встретились уже за завтраком.
— Надя! — обрадовался Аллант. В ответ резкий поворот головы через левое плечо, жесткий взгляд и чуть более глубокие ямочки в уголках рта, так и не раскрывшегося хоть для какого-то ответа.
Два дня он пытался заговорить, теперь уже полностью осознав собственную вину — бесполезно. Надежда обиделась всерьез, сразу после вахты запираясь в гостевой каюте. Даже обедать садилась с рептилоидами.