Надежда Тальконы
Шрифт:
Надежда села на переднее сиденье и приказала трогаться с места. На удивление старушка-машина еще могла развивать довольно приличную скорость.
Катались по городу долго. У небольшого магазина, торгующего информблоками и прочими сопутствующими товарами, Надежда попросила остановиться. Она выбрала для себя два информблока по истории Тальконы и ещё один музыкальный. Пока она расплачивалась, заодно обналичив некоторую сумму с кредитной карточки в банкомате, в магазинчик заглянули двое полицейских. Они постояли с минуту на пороге и удалились, так ничего и не купив.
Оказывается, пока Надежда делала покупки,
Вволю накатавшись, Надежда почувствовала, что не прочь бы чего-нибудь перекусить и попросила завезти её в кафе. Водитель ещё некоторое время петлял по улицам, минуя довольно приличное количество ресторанчиков и закусочных, пока, наконец, не остановился около широкой каменной лестницы. Пять чисто выметенных ступеней, обсаженных с боков стелющимся, ярко цветущим кустарником, вели на площадку перед дверями заведения, над которыми ярко подмигивала цветная рекламная вывеска. Не успели они сделать и нескольких шагов, как от стены соседнего дома отделилась маленькая фигурка и бегом устремилась к ним. Это был мальчишка лет двенадцати, в руках он держал три букетика мелких белых цветов.
— Праки! — кричал он на бегу, — Праки, пожалуйста, купите букетик!
Охранник заступил, было, дорогу маленькому продавцу, но Надежда остановила заботливого стража. Ей вовсе не нужны были цветы, но на мальчишке была оранжевая джанерская куртка, явно с чужого плеча. Рукава, несколько раз подвернутые, всё равно оказывались слишком длинны, плечи находились где-то на уровне локтя. На правой половине груди надежная ткань, сожженная бластерным разрядом, оплавилась, коробясь. Здесь была аккуратно пришита заплата из тряпочки более или менее подходящего цвета. Сам мальчишка выглядел тщедушным и недокормленным, к тому же он простуженно шмыгал носом, переминаясь с ноги на ногу в растоптанных, давно потерявших форму мокрых башмаках.
— Праки, — жалобно канючил он, — ну, пожалуйста…
— Подожди, — остановила его Надежда, — я куплю все твои цветы. Мне просто интересно. Чья на тебе куртка? Отца, брата?
— Отцовская. Она очень теплая и не промокает.
— Я знаю, что это за одежда, но, по-моему, ты не похож на человека, которому очень тепло. И как это твой отец допускает, чтобы сын джанера торговал на улице в таком виде?
— А я и не торговал, пока он был жив. Но он не вернулся из полета пять лет назад, а у матери ещё две маленьких сестренки. И мне нужны деньги на учебу. Я собираюсь тоже стать джанером, если смогу выучиться.
Надежда достала денежную купюру на пять кредосов и протянула мальчику. Глаза у него испуганно округлились:
— Праки, а помельче денег у Вас нет? У меня же нет столько сдачи.
— И не надо. Сходи в кафе, погрейся. А то какой из тебя джанер, с мокрым-то носом!
Когда она принимала букеты, их руки соприкоснулись.
— Ну вот, и руки у тебя как ледышки. А ну-ка, пойдем.
Мальчишка испуганно попятился:
— Мне нельзя туда, Праки. Выгонят. Они даже на площадке торговать запрещают. Говорят, что я
— Ничего, перетерпят. — И вдруг спросила, — твой отец рассказывал тебе о своей работе?
— Рассказывал. — Удивленно закивал мальчишка, приоткрыв рот.
— И о такой службе, как Патруль Контроля ты тоже слышал?
— Слышал. И не только от отца. Они приходят на помощь джанерам, когда что-нибудь случается.
— Вот видишь, какой ты грамотный, оказывается, — улыбнулась Надежда, — только не очень наблюдательный. Ты не заметил, что на мне форма Патрульного. А на твоих плечах джанерская куртка. Можешь считать, что ты позвал, и я пришла. Так, что давай, иди и ничего не бойся.
И, придерживая парнишку сзади за плечи, Надежда довела его до дверей кафе. Переступив порог, он съежился и замер. Пришлось легонько подталкивать его в спину, чтоб он сделал ещё несколько шагов.
Кафе и в самом деле оказалось из разряда шикарных. Невысокие сводчатые потолки поддерживались круглыми колоннами, тщательно расписанными под увитые лианами древесные стволы. Ветви их пластались по потолку, покрытые густым смешением перистых листьев, крупных белых цветов и красных круглых плодов.
На вошедшую компанию нежеланных посетителей весьма неодобрительно покосился официант в белых перчатках, но всё же пригласил пройти к свободному столику слева от бара, и, замерев в позе внимательного ожидания, приготовился принять заказ.
Надежда почти силой усадила за стол мальчика, села напротив и повернулась к официанту. Она ещё не могла привыкнуть к тому, что здесь, на Тальконе посетителей обслуживают люди, а не роботы.
— Для молодого человека, пожалуйста, что-нибудь из напитков, горячего и желательно сладкого. И парочку-троечку пирожных на ваше усмотрение. И нам на троих, — но вспомнила про водителя, оставшегося в машине, — то есть на четверых, сок и тоже пирожные.
Официант быстро удалился, Альгида с охранником так и остались стоять около столика.
— А вы чего ждете, — удивилась Надежда, — садитесь, сейчас принесут заказ.
— Нам не положено. Так не принято. — Попытался объяснить охранник, но был вынужден замолчать и подчиниться, повинуясь быстрому жесту и строгому выражению лица своей новой Праки.
— Вам платят пенсию на отца? — спросила Надежда у сжавшегося в комочек мальчишки.
— Нет. Владелец компании сказал, что все погибли по собственной вине. Да ещё он чуть не лишился груза и потерял на этом рейсе ожидаемую прибыль, так что мы ещё должны радоваться, что он не подал на нас в суд для возмещения убытков.
— И как назывался корабль?
— «Красная молния».
— А компания?
— Не знаю.
— Я постараюсь выяснить, как было дело. — Пообещала она и приказала, — а теперь давай, ешь и не стесняйся.
Оценив объем темно-вишневой, исходящей ароматным парком жидкости в широкой чаше на низкой ножке, принесенной официантом, она заказала для мальчика ещё одну порцию. А также попросила запаковать двенадцать пирожных, из тех, что можно безбоязненно переносить.
Она дождалась, пока голодный ребенок с жадностью проглотит всё, что ему было предложено, и попросила охранника проводить мальчика, прижимающего к груди шуршащий розовый пакет с пирожными, до дверей, чтоб никто не обидел. А заодно унести водителю сок и пирожные.