Надежда Тальконы
Шрифт:
Надежда сникла и опустила голову.
— Да, конечно, — убитым голосом подтвердила она, — если кожа очень нежная, следы могли и остаться. Я, наверное, не рассчитала, слишком крепко перехватила ей руку.
— Причем здесь рука, если у неё на лице синяк! Ты хоть представляешь себе, что это такое? Она ведь не служанка какая-нибудь, а наследница престола.
Тут Надежда удивленно вскинула голову:
— Но я её не трогала!
— А Шоракси утверждает, что ты её била. Что ты на это скажешь, новоявленная принцесса? Это же надо додуматься! Выволочь в коридор и избить!
— Ничего я не скажу. — Уже с вызовом в голосе
— Да как ты смеешь!
— Смею, Рэлла Тальконы. Уж если Вам донесли о ссоре, так почему же не сказали правды? — и резко обернулась, — Бетина! Это могла быть только ты!
Служанка съежилась как от удара и опустила голову.
— Но я…
— А, ладно, замолчи пожалуйста! — махнула рукой Надежда. — Если Вы ждете, что я буду оправдываться и рассказывать, как всё было на самом деле, то ошибаетесь. Зачем Вам ещё один вариант происходившего? Конечно, можно ещё пригласить служанку Её Достоинства Шоракси. Она вам и третий вариант изложит, свой. А будет ли он похож на правду, зависит от того, кого она больше боится, Шоракси или Вас.
— Бетина! Быстро приведи сюда Альгиду, служанку Шоракси!
— Да, Рэлла Тальконы! — И девушка быстро выбежала из комнаты.
— Так ты продолжаешь утверждать, что не трогала Шоракси?
— Да ничего я не утверждаю, — устало выдохнула Надежда, прижимаясь щекой к правому плечу, — Вы ведь всё равно поверили Шоракси, а не мне. Что хотите, то и думайте.
— Но…
Дверь резко распахнулась. Ворвался Геранд и ещё с порога возмущенно закричал:
— Мам, да ты что! Ты хоть бы меня сначала спросила! — И, высунув голову обратно в коридор, выкрикнул, подзывая:
— Найс!
Начальник охраны, видимо, проходивший мимо, тут же зашел на его зов.
Геранд решительно взял Надежду за руку и вывел на середину комнаты. Она молча повиновалась. Рэлла Тальконы, не понимая, смотрела на старшего сына. Давно она не видела его в таком возбуждении.
Геранд отступил на три шага и громко, отчетливо начал:
— Я, Геранд, наследник престола Тальконы, в присутствии Рэллы Тальконы, моей матери, и начальника дворцовой охраны Батока Найса, приношу тебе, Надежда, принцессе Тальконы и жене моего младшего брата, Его Достоинства Алланта, официальное извинение за недостойное поведение моей жены, Ее Достоинства Шоракси и оскорбление, нанесенное моей матерью, введенной в заблуждение. Я очень прошу не держать на них зла и постараться простить их за то, что испортили тебе праздник. — И добавил немного погодя: А Шоракси ударил я. Не сдержался… Довела. И откуда столько злобы в человеке…?
Надежда окончательно смутилась, покраснела, будто и в самом деле была виновата, и, не зная, как правильно ответить на извинение, бормотала что-то не очень вразумительное:
— Да ладно… Да я… я ничего… — и часто-часто хлопала ресницами, чтоб не расплакаться вот тут, у всех на глазах. Геранд подошел, бережно обнял за плечи, спросил полушепотом:
— Ну, что ты?
И слезы сами брызнули из глаз. Она расплакалась от беспомощной обиды второй раз за день, пачкая косметикой праздничную
Рэлла Тальконы молча наблюдала за происходящим, сохраняя ледяное спокойствие.
А через три минуты сработал браслет. Аллант вызывал молодую жену к гостям. Стараясь не шмыгать носом и говорить, насколько возможно, спокойно, Надежда спросила:
— Это обязательно? — И, выслушав ответ, поинтересовалась:
— Хотя бы десять минут у меня в запасе есть?
Эти десять минут она потратила на то, чтобы, наскоро извинившись, убежать к себе, умыться ледяной водой, быстро накраситься и появиться на гостях, мило улыбаясь, как будто ничего и не произошло. И Геранд, пришедший следом за ней, не переставал удивляться тому, как она тщательно скрывала всё от Алланта, чтобы не портить ему настроение.
Самым замечательным местом в огромном дворцовом комплексе был, по мнению Надежды, конечно же, сад — единственное место, где она чувствовала себя свободной от многочисленных правил поведения, предписываемых для обязательного выполнения. Только здесь она могла, невзирая на откровенный ужас Бетины, запросто сбросить туфли и рвануть босиком по траве ухоженных газонов, искусственных полянок, по плитам и гравию извилистых дорожек, прихотливо проложенных среди аллей.
Тот, кто не летал, по нескольку месяцев не покидая замкнутого пространства корабля, тот не поймет, какое это блаженство упасть лицом в траву, вдыхая пряный запах помятых растений, замереть так надолго, надолго…
И, прищурясь, смотреть, как у самых глаз старательно карабкается по вверх по стебельку маленький черный жучок с глянцевым блеском выпуклой спинки. Наблюдать, как плывут по ярко-бирюзовому небу легкие облака самых разнообразных форм, постоянно меняющиеся и напоминающие то одно, то другое. Несколько раз она даже засыпала так, лежа на земле, и Бетина с охранниками терпеливо ждали, когда же Праки Надежда изволит проснуться. Такое случалось, когда Аллант уходил к отцу решать какие-то сугубо мужские, как он выражался, вопросы, и Надежда оставалась одна. Но значительно чаще они с Аллантом отдыхали вместе: устраивали скачки на хрунтах по лугам и прилегающим рощицам, до изнеможения купались в чистейшем небольшом озере. Иногда брали люфтер и улетали на океан или в горы, наслаждаясь простором, свежим воздухом и свободой. Порой к ним присоединялся Геранд, но никогда — Шоракси. После свадебного инцидента она появилась на людях через восемь дней, такая же надменная и неприступная, как всегда. Не снисходящая до разговора и старающаяся при малейшем удобном случае вставить едкое замечание в адрес Надежды. Особенно, если рядом не было Геранда.
Но лучший свой номер она отколола за день до отлета Алланта и Надежды. В тот день Шоракси опоздала к ужину. Всезнающий Баток Найс доложил, что ее Достоинство Шоракси сразу после обеда отправилась в город. Сегодня гадала Шигила.
Семейный ужин не начинали, дожидаясь супругу Геранда. Она ворвалась в столовую как вихрь, увидела Надежду, которая стояла между спокойно беседующими братьями, и, схватив со стола за горлышко хрустальный графин с вином, с воплем бросилась на нее. Надежда успела вскинуть руки и поставить защитное поле. Оно и задержало брошенный графин. Брызнули осколки, вода растеклась по ковру, медленно впитываясь в высокий узорный ворс.