Надежда Тальконы
Шрифт:
Праки Милреда старательно пересмотрела содержимое своей медицинской укладки и осталась недовольной. В конце концов она просто послала Мелиту на кухню за приправами. Кормилица притащила весь лоток, разделенный на ячейки, в каждой из которых находилась тщательно подписанная баночка с притертой стеклянной пробкой. Праки Милреда некоторое время перебирала их, наконец, выбрала одну, зачерпнула щепотку, развела в столовой ложке. И заставила Мелиту разбудить мирно спящего Геранда. Малыш закуксился, спросонья. Тогда Праки Милреда еще раз попросив прощения у Защитницы, сунула ложку с приправой в рот ребенку, да еще, обтирая ему
Прошло несколько секунд, и раздался обиженный вопль. Жестокосердная Милреда велела подождать несколько минут пока несчастный малыш не раскричался от жжения во рту и носу до посинения и разрешила плачущей от жалости Мелите бежать с ним в спальню к его матери.
— О Рэлла Надежда! — причитала Мелита, ползая на коленях у кровати, — я не знаю что с ним. Праки Геранд, он вдруг заплакал, и я не могу его успокоить. Никак не могу. Может, у него зубки режутся, я не знаю. Наверное, он заболел. Простите меня глупую, что я Вас побеспокоила ночью. Посмотрите, как ему плохо. Помогите, пожалуйста, помогите ему!
Она рыдала очень натурально, памятуя наказ Праки Мелиты, что Надежда почувствует любую, даже мельчайшую фальшь в голосе или в мыслях. И что этот жестокий способ единственный, которым можно спасти саму Посланницу, отвлекая от собственных страданий, не столько физических, сколько моральных. Единственный способ, способный вывести ее из ступора. Материнский инстинкт должен был сработать. И уж если даже это не поможет…
Некоторое время Надежда так же безразлично лежала, глядя в потолок, потом отчаянный рев сына и причитания кормилицы сделали-таки свое дело. Она подтянулась на руках, кривясь от боли, села на кровати, и, взяв на руки ребенка, принялась его успокаивать.
И Праки Милреда благодарно молилась Защитнице.
— Получилось!
Надежда понемногу начала подниматься и угрюмой, практически постоянно молчащей тенью, бродила по своим апартаментам, избегая даже Альгиды.
Аллант все еще отсутствовал, и Найс, выбивая свою Праки из угнетенного состояния, вот уже третий день периодически обращался к ней за решением, по его мнению, очень срочных и неотложных проблем. Надежда, как обиженный ребенок надувала губы, смотрела обреченно и жалобно. Но ей приходилось, пересиливая себя, решать поставленные задачи. Она разговаривала с Найсом бесцветным, полностью лишенным эмоций голосом, отворачиваясь и не поднимая глаз. Она стыдилась сама себя и думала, что теперь все, включая и Найса, смеются над ней и презирают.
— Праки Найс, — обратилась она однажды, пристально разглядывая маленькую царапинку на инкрустированной деревом столешнице, — что мне теперь делать? Я же на люди выйти не смогу. Обо мне теперь невесть что думают и говорят.
— О, Небо! Какие глупости Вы говорите, Рэлла Надежда! Вы попробуйте, выйдите, и сами убедитесь, что это лишь ваши домыслы.
Аллант появился в спальне глубокой ночью и скорее почувствовал, чем услышал, что Надежда не спит. Не зажигая света, он тихо, на носочках, прошел и осторожно сел на кровать, что-то с легким шорохом положив на прикроватный столик.
— Ай-я… — поздоровался он на джанерский манер, почти беззвучно, на выдохе. — Я улетел, не предупредив, извини. Я потом уже сообразил, что нужно было хотя бы информблок тебе
Надежда, так же молча, извернулась, заползла головой ему на колени и ткнулась лицом. Гладкая теплая ткань джанерской формы так знакомо и полузабыто пахла кораблем и немножечко озоном.
Рука Алланта осторожно коснулась ее волос, поползла чуть прижимая, и еще и еще…
Его Мудрость Император Тальконы спал в эту ночь, не раздеваясь и даже не снимая обуви, поперек кровати и без одеяла, стараясь лишний раз не шевельнуться, чтоб не разбудить супругу, что доверчиво прижалась к нему и тихо дышала под мышку, держа одну ладонь у него на груди. Она не винила его в произошедшем, и это для Алланта было сейчас самым главным.
Бакет, телохранитель Алланта, предусмотрительно метнулся в сторону, освобождая дорогу. Рэлла Тальконы была в ярости. Дверь кабинета резко распахнулась от короткого удара ладонью. Аллант, сидящий за столом, удивленно поднял голову.
— Что случилось?
— Ничего! И кто это уверял меня, что Кадав попросил отпуск? По семейным обстоятельствам! Пока я никуда не выхожу! И главное, замену сам подобрал! А на самом деле что оказалось? И все так упорно молчали больше месяца! Все! Даже Бернет. Ты не имел права увольнять Кадава, а тем более заниматься рукоприкладством. Это не твой телохранитель, а мой.
— Но я же подобрал вполне достойного преемника. Еще скажи, что он не справляется. Не поверю!
— Раз уж он так тебе нравится, то и забирай его себе, третьим. Тем более, что речь идет вовсе не о профессиональных качествах твоего протеже, а о том, что ты неправомерно уволил моего личного телохранителя.
— Да его убить надо было!
— За то, что он первый догадался защитить меня?
— Но не таким же способом!
— А как сумел!
Аллант первый пошел на примирение, уступая:
— Ну, скажи Найсу, пусть он отыщет твоего незаменимого…
— Я сама.
— Тебе делать больше нечего, как за всякими слугами бегать? Ты — Рэлла этой планеты.
— А он — мой телохранитель.
— Делай, что хочешь… — как знаешь… устало выдохнул Аллант. — Я, действительно, хотел как лучше…
Бернет почти час пытался добиться связи со Стекольным. Как и полтора месяца назад инфоком друга был заблокирован на входящие сообщения из Талькдары. Тогда Бернет, представившись официально, потребовал у оператора разблокировать номер абонента. Приказ был незамедлительно выполнен, но к инфокому никто не подходил. И, когда времени почти не оставалось, и он уже хотел бросить все, потому что Рэлла Надежда вот-вот должна была выйти, замигала сигналка установленной связи. На экране появилась младшая сестра Кадава, старающаяся держаться по-взрослому строго и вежливо. Но вся строгость разом исчезла, когда она увидела Бернета.