Надежный тыл
Шрифт:
Как он отозвался о нашем доме? Склеп! Склеп, в котором я старалась поддерживать уют. Каждая комната в этом доме хранила воспоминания. Вот кухня, где я готовила ужин для всей семьи. Смех детей, запах выпечки, тёплый свет лампы. Вот гостиная, где мы встречали Новый год, распаковывали подарки, смотрели фильмы. Вот спальня, где мы делили мечты и тревоги, где он, с усталой улыбкой, рассказывал о своих успехах на работе. И я всегда слушала, всегда старалась быть рядом, быть его опорой. Даже когда его работа и его успехи
И теперь всё это стало ничем. Пустотой. Он смотрел на всё, что я так любила, с презрением, называя это «склепом».
Я провела рукой по покрывалу на кровати, в которой мы столько лет делили всё: радость, усталость, близость. Теперь это место тоже казалось холодным, чужим.
— Склеп, — повторила я вслух, и это слово прозвучало, как удар. — Всё, что я построила, всё, что я вложила, для него — просто склеп.
И если это правда, если он действительно так это видел, то, может, проблема была во мне? Может, я действительно где-то ошиблась? Может, я слишком сильно сосредоточилась на доме, на детях, на том, чтобы быть «идеальной женой»?
Но разве это было неправильно? Разве не этого он хотел? Разве он не говорил, что ему важен надёжный тыл, семья, куда он может возвращаться после своих долгих рабочих дней?
Я обхватила голову руками, чувствуя, как мысли превращаются в один сплошной хаос. Всё, что я знала, всё, во что я верила, теперь оказалось под сомнением.
А за окнами, где снег падал тихо и беззвучно, жизнь продолжалась. Но внутри меня всё рухнуло.
Внизу раздался звонок. Я только горько засмеялась — наверное привезли елку, которую я заказала к праздникам. Которую планировала наряжать вместе с мужем, даже если в этом году дети и не захотели бы составить нам компанию. Не стану подниматься…. Не стану открывать…. Боря дома — пусть он все делает…. Не хочу… сжечь бы эту елку, вместе со мной.
Я услышала, как Боря тяжело спустился вниз и открыл дверь. Глухой голос курьера, звук расписываемых бумаг, шорох ёлки, которую заносили в дом. Но для меня всё это было где-то там, на заднем плане. Моя реальность сейчас была только здесь — в этом тёмном, тихом пространстве, где я утонула в своей боли.
Через пару минут Боря поднялся наверх. Я слышала его шаги, но не открыла глаз. Не хотела ничего видеть.
— Мама, — тихо позвал он. — Мама, внизу ёлку поставили. Что мне с ней делать?
Я лишь покачала головой, не открывая глаз.
— Ничего, — наконец выдавила я из себя. Голос был слабым, словно из другой жизни. — Ничего не делай.
Он помолчал, а потом осторожно сел рядом на край кровати.
— Мам, — его голос стал мягче, он положил руку мне на плечо, — ты должна что-то делать. Мы не можем просто так… мы не можем остаться в этой пустоте.
Я открыла глаза и посмотрела на него. Его лицо было серьёзным, но в глазах —
— Боря, — прошептала я. — Я… не знаю, что делать.
— Что-что, снимать штаны и бегать! — услышала злой и решительный голос Лики. — Так, Борис, живо на кухню, сто грамм коньяка для матери и двести — для меня. Потом заваришь такой чай, чтоб на чифирь похож был и закажешь пиццу или… что ты там Анька пожрать любишь?
Я замерла, ошарашенная неожиданным появлением Лики. Она стояла в дверях, облокотившись на косяк, как будто всегда здесь была, её решительный взгляд прожигал меня насквозь.
— Лика… — начала я, но она не дала мне сказать ни слова.
— Молчи, Анька, — резко оборвала она, махнув рукой. — Сейчас не время для твоих истерик. Ты, мать твою, что себе позволяешь? Лежишь тут, как растение, вместо того чтобы взять себя в руки? А ну поднимайся!
Боря растерянно посмотрел на неё, явно не зная, как реагировать.
— Ты чего стоишь? — снова накинулась она, обращаясь уже к нему. — Я сказала, коньяк, чай и что-нибудь поесть! Живо!
Борис приподняв брови быстро ушел вниз.
Когда он ушёл, Лика подошла ближе, схватила стул и уселась напротив меня, пристально разглядывая.
— Ну и вид у тебя, Ань, — сказала она без тени жалости. — Как будто тебя катком переехали. Ты что, решила, что он этого достоин?
— Лика, я не могу… — начала я, но она снова перебила.
— Не можешь? — её голос стал тише, но в нём по-прежнему чувствовалась твёрдость. — Аня, ты прожила с этим человеком 25 лет. Ты выстроила всю свою жизнь вокруг него. И теперь ты собираешься позволить ему разрушить тебя?
— Я не знаю, что делать, — призналась я, глядя на неё.
— А я знаю, — ответила она, пристально смотря мне в глаза. — Ты встаёшь с этой проклятой кровати, приводишь себя в порядок и начинаешь жить дальше. Не ради него. Ради себя. Ради Бори. Ради Киры.
Я закрыла глаза, пытаясь справиться с эмоциями, которые снова грозили меня захлестнуть.
— Это не так просто, Лика, — прошептала я.
— Аня, — её голос смягчился, но всё ещё оставался твёрдым, — я не говорю, что будет легко. Но ты должна. Ты должна доказать, что ты сильнее. И знаешь что? Я тебе в этом помогу. Сколько ты так уже валяешься?
— Не знаю…. Дня четыре…
— Значит ровно четыре дня по пизде! Он там со своей молодой шлюшкой в постели кувыркается, а ты тут слезы льешь, точно крокодилица! Посмотри на кого похожа! Морда словно в аварии побывало, из волос паклю можно делать, а одежда? Ты когда последний раз в душе была? От тебя попахивает, знаешь ли? И не духами!
Лика была беспощадна, но её слова пробивали броню моей апатии. Я почувствовала, как стыд и злость смешиваются внутри, заставляя меня сидеть немного ровнее.