Надежный тыл
Шрифт:
Я посмотрела на него, пытаясь найти слова, которые могли бы утешить нас обоих, но их не было. Слёзы, которые я сдерживала, теперь катились по моим щекам.
— Как он мог? — наконец выдохнула я, и мой голос был едва слышен.
Но ответа не было. Лишь тишина, которая наполнила наш дом, словно холодный сквозняк, разрушая всё, что оставалось.
Наверху послышались голоса Даниила и Киры. Они что-то обсуждали на повышенных тонах, и их слова то сливались в хаотичный шум, то слышались отдельными фразами.
«Теперь моя маленькая девочка, с её не сахарным характером, столкнётся с реальностью, которую я уже почувствовала на собственной шкуре. Её замечательный папа, её идеал, оказывается, вовсе не тот, за кого она его принимала».
Я опустила голову, чувствуя тяжесть этой мысли. Она жгла, оставляя внутри горький осадок.
Кира столько раз подчёркивала, что любит отца больше. Сколько раз она говорила мне это — прямо или между строк. Её резкие замечания, её упрямое восхищение им, её пренебрежение мной, словно я всегда была где-то на втором плане.
И вот теперь ей придётся понять, что у её «идеального» папы приоритеты давно изменились.
Этот урок, который я хотела бы ей не давать. Но теперь это неизбежно.
Боль за дочь разрывала моё сердце. Ведь она, такая молодая и уязвимая, не заслуживала этой раны. Но в то же время где-то глубоко внутри тлело крошечное злорадство.
«Ну что, Кира, теперь ты видишь, что и тебя он готов бросить? Что не только я оказалась жертвой его решений, его нового счастья?»
Я провела рукой по лицу, стирая слёзы, и сделала глубокий вдох.
Они спускались по лестнице вместе: заплаканная Кира и спокойный Даниил. У обоих в руках были большие чемоданы.
Я замерла, чувствуя, как внутри всё сжимается. Грудь словно обхватила невидимая стальная лента, и каждое дыхание давалось с трудом.
— Что… это? — мой голос дрогнул, но я старалась держаться.
Кира всхлипнула, опустив голову, её плечи дёргались от подавленных рыданий.
— Она остаётся со мной, — спокойно сказал Даниил, его тон был деловитым, словно он обсуждал рабочий график.
— Что? — Я сделала шаг вперёд, не веря услышанному. — Что ты сказал?
— Кира решила пожить со мной, — повторил он, глядя прямо на меня. Его лицо оставалось непроницаемым, как маска. — Мы обсудили это.
— Обсудили? — мой голос стал громче, и я почувствовала, как слёзы начинают подступать снова. — Обсудили? Кира, ты… ты согласилась на это?
Моя дочь подняла взгляд. Её глаза покраснели, ресницы слиплись от слёз.
— Мам, — пробормотала она, её голос был слабым, но всё же звучал решительно. — Мне кажется… так будет лучше.
— Лучше? — я повторила её слова, как эхо.
— Я… я не хочу терять папу, — продолжила она, с трудом
Её голос сорвался, и она снова заплакала.
Даниил слегка сжал её плечо, словно пытаясь успокоить, но его взгляд оставался твёрдым.
— Анна, — сказал он, глядя мне в глаза, — это её выбор. И я поддерживаю его.
— Её выбор? — я сделала ещё шаг вперёд, мои руки дрожали, но я не могла остановиться. — Ты заставил её сделать этот выбор, Даниил!
Он покачал головой, его лицо выражало смесь усталости и раздражения.
— Никто её не заставлял, — сказал он. — Мы говорили об этом честно. Кира хочет быть со мной, и я готов взять на себя эту ответственность.
— Ответственность? — горько усмехнулась я, ощущая, как комок ярости и боли подкатывает к горлу. — Ты хочешь забрать у меня всё, что осталось, называя это ответственностью?
Кира зарыдала громче, но я уже не могла остановиться.
— Ты… ты забрал нашу семью, нашу жизнь, а теперь ещё и её?
— Анна, — произнёс он твёрдо, но не громко. — Это не забирание. Это решение.
Эти слова были последней каплей. Я развернулась и выбежала из комнаты, оставив их стоять там, на лестнице, со своими чемоданами и иллюзией нового начала.
5. Алина
Ветер ударил в лицо, и я жадно глотала его свежие порывы, словно пила живую воду, приносящую покой и умиротворение. Конь подо мной шел вровень с моими мыслями — стремительно, ритмично, как будто читал меня, переходя с рыси на галоп.
Это чувство полной, абсолютной свободы, когда наездник и лошадь становятся одним целым, было самым прекрасным, что я когда-либо испытывала.
Копыта звонко били по замёрзшей земле, разрывая тишину лесной тропы. Я наклонилась чуть ближе к гриве, чувствуя, как каждая мышца подо мной работает в идеальной гармонии. Это было не просто катание, не просто отдых. Это было бегство — бегство от мыслей, от разговоров, от взглядов, которые в последнее время преследовали меня повсюду.
Я натянула поводья, и Дейв плавно сбавил ход. Его дыхание было тяжёлым, горячий пар вырывался из ноздрей, смешиваясь с холодным воздухом.
— Хороший мальчик, — прошептала я, проводя рукой по его влажной шее.
— Застоялся в стойле за неделю, — из конюшни вышла Зоя, кутаясь в теплую белоснежную шаль, по которой струились ее черные как смоль волосы. — Хорошо его разогнала, Алинка.
Я спрыгнула на землю, почувствовав, как ноги мягко утонули в рыхлой земле и снегу, и поцеловала Дейва в его мокрый нос. Лошадь хрипло фыркнула, пытаясь ответить мне «поцелуем», но я вовремя уклонилась, рассмеявшись.
— Зой, когда начало занятий? — спросила я, отводя Дейва к загону, чтобы дать ему передышку.